Я - из ЦДКА!

«Золотой век» армейцев, как известно, был прерван в 1952 году в административном порядке. По возвращении команды на смену «золотому веку» пришел «бронзовый». Но право слово, армейская бронза середины 50-х годов была сплавом отнюдь не высшей пробы. Сезон сменял сезон. Тренер сменял тренера. Игрок сменял игрока. Оставалась алая форма. Затем уплыла и «бронза». Дебют XXVII чемпионата армейцы разыграли так, что руки опустились даже у оптимистов. Кое-кто поторопился поставить крест вообще на возможности возрождения футбольной славы ЦСКА. Настороженно было встречено и очередное изменение в руководстве команды. Валентин Николаев был известен каждому как виртуоз-инсайд в прошлом, но не как тренер. А дальше, дальше начались сюрпризы. Первый – никакой погони за реформаторством. Новшества были. Это прежде всего борьба за стабильность состава. Николаев видел, что беда многих его предшественников в затянувшихся экспериментах, в так и не решенном до конца сезона уравнении с 11-ю неизвестными…

Тут, по-моему, многое подмечено правильно. И причины неудач команды в недавнем прошлом, и секреты, если, конечно, наши скромные нововведения можно назвать таковыми. Да и сомнения по поводу целесообразности моего назначения тоже, как говорится, имели место. Уж если кто и верил в меня, в мою способность руководить коллективом мастеров, то только знавшие меня близко, в основном товарищи по ЦДКА. Их поддержку, приступив к работе с командой, я ощущал постоянно. А она, как дружеская поддержка, очень много значит, когда делаешь первые шаги на новом для тебя поприще. Ничего удивительного не вижу в том, что после финиша чемпионата самые точные штрихи в моей работе подметили и самые лестные слова сказали в мой адрес именно люди с громкими футбольными именами. Один из них – Всеволод Бобров, чьим мнением я всегда очень дорожил.

«Мне довелось в течение ряда лет играть с ним в армейской команде, – писал обо мне Всеволод Михайлович. – Это был футболист необыкновенного тактического чутья, зачинатель многих наших комбинаций. На тренировке он мог часами возиться с мячом, отшлифовывать технику. Я как-то писал о нем, как он мог, например, свободно пройти от ворот до ворот, подбрасывая мяч головой или жонглируя им. Николаев находил в себе силы и желание после долгой тренировки еще и еще раз „постучать“ по воротам, тренировать технические приемы. Зная о таком трудолюбии нашего товарища, мы не удивлялись его мастерству».

Не скрою, читая эти строки, да еще написанные ни кем-нибудь, а самим Бобровым, я с удовольствием и легкой грустью вспоминал свою футбольную молодость, любимую команду, дорогих друзей-лейтенантов. Но и понимал одновременно: нет, не просто так, чтобы похвалить меня задним числом, сделать приятное, хитрый Бобер расточает комплименты. Что-то иное у него на уме. И действительно:

«Закончив учебу в военной академии, В. Николаев нес службу в одном из дальних гарнизонов, не имея никакого отношения к большому футболу. Поэтому, когда его пригласили в команду ЦСКА, то многие удивились его согласию. На этот раз В. Николаеву помогли другие качества его характера – скромность, высокая общая культура, правильное понимание роли тренера. Он понял, что футболисты, с которыми он стал заниматься, устали от реформ в команде, от многочисленных экспериментов. Перемены в составе были обусловлены лишь травмами футболистов. И коллектив обрел прежде всего то, чего ему уже давно не хватало – стабильности состава, а отсюда и уверенности».

На этом, пожалуй, самое время завершить рассказ о том, как после двенадцати лет разлуки с большим футболом, я вновь приобщился к любимому делу, окунулся в него с головой. Вернулся, чтобы уже никогда не разлучаться с многотрудной, хлопотной и далеко не всегда благодарной ролью тренера, наставника молодежи.

Сегодня, когда возраст и здоровье не позволяют трудиться в полную силу, я часто задумываюсь о прожитых в футболе годах и, откровенно говоря, не могу вспомнить случая, когда бы хоть чуточку изменил своему делу, провинился перед футболом, командой, своими дорогими ребятами. Конечно, были у меня и промахи, и ошибки. Были взлеты и падения, победы и обидные, труднообъяснимые неудачи. От всего этого никто не застрахован.

С годами, опытом научился не слишком-то радоваться похвалам от начальства, понимая, что его хорошее отношение с первой же неудачей превращается в полную противоположность. Когда отстраняли вдруг от работы, старался не делать из этого трагедии, и, прихватив дорожный чемоданчик, отправлялся к новому месту службы в другой регион, в другой город, к другой команде. И там не терял времени зря, работал и, как правило, неплохо получалось. Потому-то по истечении времени вдруг телеграмма из центра: «Вам надлежит…». Возвращали, как ни в чем не бывало, даже извиниться за допущенную ранее несправедливость порой забывали.