Читаем Я хирург. Интересно о медицине от врача, который уехал подальше от мегаполиса полностью

Очередное ночное дежурство. В приемном отделении было все как обычно, пациенты поступали с различными патологиями: острый холецистит, панкреатит, аппендицит, также были и просто консультации. Вдруг позвонили из приемного отделения и сказали: «Скорая помощь привезла пациента с диагнозом „острая кишечная непроходимость“».

Спускаюсь вниз, поздоровался со знакомым фельдшером.

«Привез вам пациента, — говорит. — Он бывший врач, ваш коллега». Я расписался в листке сопровождения, и скорая уехала.

Пожилой пациент 83 лет лежал на каталке в плохом состоянии с сильной болью в животе, с ним была его внучка, молодая девушка, которая помогала с оформлением документов. При осмотре налицо была вся клиника кишечной непроходимости: живот немного вздут, стул отсутствовал около пяти дней, растерянный внешний вид, на контакт шел, но общался неохотно, заторможен. Пациент был худощавый, нестриженый, длинная седая борода и длинные ногти на ногах явно говорили о том, что за собой он не ухаживал. Я начал собирать анамнез, на все вопросы помогала отвечать внучка. На момент уточнения хронических заболеваний к нам подошел студент, подрабатывавший санитаром, и воскликнул: «Это же профессор травматологии и ортопедии, он раньше у нас в вузе преподавал».

«Серьезно?» — спрашиваю я. «Да, серьезно. У него даже есть свой учебник, по которому мы периодически занимались и готовились к практическим занятиям».

Как впоследствии рассказала его внучка, мужчина действительно был профессором, доктором медицинских наук по травматологии и ортопедии, работал в научно-исследовательском институте. Глядя в его глаза, я немного жалел старика, печально и грустно было видеть его в таком запущенном состоянии. А если бы на его месте был я? В голове вертелись разные мысли. Наверняка в моем возрасте он тоже был довольно востребованным врачом, специалистом, у которого была семья, дети, все его любили и уважали, а сейчас такой пациент похож на бездомного человека с неприятным запахом ввиду отсутствия должной гигиены. Когда я ему сказал, что нужно полностью обследоваться, он абсолютно равнодушным тоном ответил, что полностью доверяет и согласен на все необходимые процедуры, а если вдруг понадобится операция, он готов.

После полного обследования подтвердился диагноз острой кишечной непроходимости. На рентгенограмме органов брюшной полости визуализировались чаши Клойбера[37] и множественные горизонтальные уровни жидкости, по УЗИ — пневматизация[38] петель кишечника и небольшое количество свободной жидкости в брюшной полости.

Недолго думая, подаю пациента в операционную, звоню ответственному хирургу. Тот сильно удивился, когда узнал фамилию пациента, так как помнил его. В ходе операции выяснилось, что непроходимость была вызвана онкологическим процессом. Опухоль росла экзофитно[39], то есть внутрь просвета кишечника, вызывая нарушения пассажа пищи, и в конечном счете привела к полной обтурации[40] просвета с развитием непроходимости. Обнаружив множественные спайки, пациенту сделали резекцию участка кишки вместе с данным образованием и завершили операцию выведением колостомы[41], после чего перевели его в реанимацию, а утром я передал смену коллеге. Придя через два дня на следующую смену, я тут же начал искать в ординаторской историю болезни данного пациента, чтобы поинтересоваться, как у него дела, как восстанавливается после операции, и не нашел…

Спросил у коллеги: «Как пациент? Перевели в другую палату? Не могу найти его историю болезни».

Отвечает: «Скончался, остановка сердца. Ревматологам спасти его не удалось».

Мне стало горько и обидно. Заслуженный профессор весь день не выходил у меня из головы, а ведь на его месте может оказаться каждый. Любой врач, будь то терапевт, хирург, быть может, даже доктор медицинских наук, профессор, который сейчас не обделен вниманием со стороны семьи, друзей, родственников, коллег, — где гарантия, что он не останется один в возрасте 70–80 лет?

Эта история прочно осела в моей памяти.

<p>Хирургия — точная наука</p>

«Медицина — самая точная наука после философии», — сказали мне на какой-то паре, когда я только поступил в медицинский университет. И действительно, с годами практики я пришел к выводу, что никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Всегда найдется пациент, который поставит тебя «на место» своим диагнозом, показав новые стороны простой и понятной патологии.

Уже проработав какое-то время в стационаре после интернатуры, я чувствовал себя достаточно уверенным и не думал, что могу столкнуться с ситуацией, которая поставит меня в тупик.

Медицина — самая точная наука после философии.

Трудясь в поликлинике, я параллельно брал дежурства в стационаре, для того чтобы иметь доступ к операционной, оттачивая приобретенные навыки.

После длинного и тяжелого рабочего дня в поликлинике (а те, кто работал в таких учреждениях, знают, что один поликлинический день забирает в 10 раз больше энергии и сил, чем напряженная операция), ко мне забежала медсестра из терапии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Профессия: врач. Невыдуманные истории российских медиков

Милосердие смерти
Милосердие смерти

Если спросить врача-реаниматолога о том, почему он помнит только печальные истории, он задумается и ответит, что спасенных им жизней, конечно же, большинство… Но навечно в сердце остаются лишь те, кого ему пришлось проводить в последний путь.Спасать жизни в России – сложная и неблагодарная работа. Бесцеремонность коллег, непрофессионализм, отсутствие лекарств и оборудования, сложные погодные условия – это лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться рядовому медику в своей работе. Но и в самый черный час всегда остается надежда. Она живет и в сердце матери, ждущей, когда очнется от комы ее любимый сын, есть она и в сердце врача, который несколько часов отнимал его у смерти, но до сих пор не уверен, смог ли…Истории в этой книге не выдуманы, а собраны по крупицам врачом-реаниматологом, который сделал блестящую карьеру в России и бросил все, когда у него попытались отнять самое ценное – человечность. Это честный рассказ о том, чего нельзя узнать, не поносив медицинского халата; о том, почему многие врачи верят в Бога, и о том, как спасение одной чужой жизни может изменить твою собственную.

Сергей Владимирович Ефременко

Биографии и Мемуары
Вирусолог: цена ошибки
Вирусолог: цена ошибки

Любая рутинная работа может обернуться аварией, если ты вирусолог. Обезьяна, изловчившаяся укусить сквозь прутья клетки, капля, сорвавшаяся с кончика пипетки, нечаянно опрокинутая емкость с исследуемым веществом, слишком длинная игла шприца, пронзившая мышцу подопытного животного насквозь и вошедшая в руку. Что угодно может пойти не так, поэтому все, на что может надеяться вирусолог, – это собственные опыт и навыки, но даже они не всегда спасают. И на срезе иглы шприца тысячи летальных доз…Алексей – опытный исследователь-инфекционист, изучающий наводящий ужас вируса Эбола, и в инфекционном виварии его поцарапал зараженный кролик. Паника, страх за свою жизнь и за судьбу близких, боль и фрустрация – в такой ситуации испытал бы абсолютно любой человек. Однако в лаборатории на этот счет есть свои инструкции…

Александр Чепурнов

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии