— Как дочери, хочу дать тебе пару заветов. — Его ладонь — большая и теплая — прячет мою. Взгляд проникновенный, ласковый. Он близок, как и любой сольвейг, с ним рядом спокойно и хорошо, но почему-то мне все меньше нравится этот разговор. — Будь храброй. Поступай по совести. Береги близких.
Он вздыхает, вдруг порывисто обнимает меня за плечи и прижимает к груди. Я слышу, как бьется его сердце — быстро, как испуганная птица. Это настолько идет вразрез с его образом спокойного и уверенного вождя, что я невольно пугаюсь.
— Не бойся ступить во тьму.
— З…зачем ты…
— Пророчество сбудется, и ты знаешь это.
Он отворачивается, и смотрит на воду, темную, будто смола.
— Я… умру?
— Тебе решать, Полина.
— Я не хочу умирать!
— Не ты, так твои близкие. Готова на такой обмен? — Он снова поворачивается, и я вижу — не шутит. Действительно ждет ответа. На дне глубоких, карих глаз — просьба и надежда.
— Эрик меня спасет, — говорю упрямо. Ищу на его лице хоть тень поддержки. Не нахожу, но все равно цепляюсь за нерушимые истины. — Не даст меня в обиду.
— Он силен, твой воин. И печать на тебе испепелит любого, кто к тебе притронется. — Барт указывает на мой живот, и я вспоминаю: печать Арендрейта. Убережет ли она от убийцы? — Карающий огонь.
— Тогда чего бояться?
— Мне было видение этой ночью. Ты на ритуальном камне атли. И печати на жиле не было.
— Кто-то… снял ее? — ужасаюсь.
— Ее может снять тот, кто ставил. — Он посмотрел на меня серьезно и добавил: — И тот, кто носит.
Порыв ветра рвет мои волосы, небо вдоль, до самого горизонта разрезает молния, а через секунду гремит так, что закладывает уши. На песок падают первые капли дождя.
— Что это за место? — вырывается у меня мимо воли.
Барт довольно улыбается, касается моего лба ладонью, и последнее, что остается у меня от этого сна — его прощальная фраза:
— Иногда ты задаешь правильные вопросы. Я отвечу на этот, когда мы встретимся в следующий раз.
И этот сон, так же, как и тот, прошлый, тает, просыпается песком между пальцев. Ускользает. А я возвращаюсь в реальность.
— Просыпайся, соня!
Глаза открыть оказалось трудно. Тревожное сновидение навалилось на плечи грузом и никак не хотело отпускать.
— Слышишь, вставай.
Пальцы щекочут кожу за ухом — одно из самых чувствительных моих мест. И я, наконец, разлепляю веки.
Высокие потолки с лепниной. И свет бьет сквозь начищенные окна, стелется по полу, впитывается в покрывало, наползает на кровать. Дома. Как же приятно проснуться дома!
Остатки сна слетают мгновенно, губы растягиваются в блаженной улыбке.
— Я так соскучилась!
— Когда только успела? — пошутил Эрик и погладил меня по щеке.
— Ты меня забрал? Когда?
— С рассветом. Не захотел будить, ты такая милая, когда спишь.
— Больше никогда меня так не бросай, — отчитала я его и ни капли при этом не шутила.
— Ты же сама просила найти Мирослава, — прищурился он, и в глазах заплясали смешинки.
Доволен. Дрался и победил. От него даже сейчас пахнет битвой — карамельный, пьянящий аромат.
Но мне не интересно, кого он там убил. Скольких. Я вскакиваю на ноги — у меня свой азарт.
— Где он?
— Внизу. Ждет, когда ты, наконец, проснешься.
Я метнулась было к выходу, но застыла у огромного — почти во весь рост — зеркала в резной оправе. Вид у меня был тот еще: смятая одежда, заспанное лицо, всколоченное гнездо волос на голове…
Эрик проводил меня насмешливым взглядом и со знанием дела кивнул:
— Пожалуй, сначала тебе нужно в душ.
Не согласиться с ним я просто не могла.
После душа полегчало. Воспоминания о кошмаре смыло теплой водой, сам кошмар развеялся и ничего плохого не предвещал.
Нет, я знала, что Барт не снится просто так. Знала и задвинула это знание куда подальше. До лучших времен. Возможно, вечером я подумаю над этим. А сейчас нужно помочь Мирославу.
В гостиной шумно и людно. Эрик, Даша, Тамара. Роб обнимает Лару за плечи. Ира притаилась в глубоком кресле у камина. Влад полусидит на подлокотнике рядом, и вместе они кажутся до жути милыми и гармоничными.
Даже Каролина здесь, по правую руку от Эрика, и мне невольно вспомнились слова Риты. Въедливые, злые. И сомнение червяком поселилось в груди.
Рита тут, рядом с Дашей, а по другую ее сторону — Игорь. И она держится за него, как за спасительную соломинку — крепко, будто боится, что если выпустит, он исчезнет.
Дарла, как всегда чересчур яркая и громкая, что-то быстро шептала незнакомой мне брюнетке. Брюнетка не сводила с меня внимательных, серых глаз и морщила аккуратный смуглый носик. От взгляда ее — прямого и наглого стало не по себе.
Стол накрыт — бутерброды и чай. Для тех, кому недостаточно просто поесть — спиртное. Коньяк в пузатых рюмках и вино в глубоких бокалах на тонких ножках. Теплая атмосфера общения. Как раньше. Как в атли до войны…
Мирослав был все тот же. Улыбался, сидя на диване в гостиной, и что-то отвечал Эрику. Увидев меня, поднялся на ноги, и разговоры как-то сами по себе стихли.
Тишина после гомона показалась оглушающей.
— Привет.
Не верилось, что я, наконец, вижу его. Гектор обещал, что не тронет, но разве можно верить Гектору?
— Я волновалась.