Я — хищная. Ваниль и карамель (СИ)

— То, что случилось между нами у источника — навсегда. Это не просто союз двух людей. Ты отдала себя мне. Полностью. Призвав в свидетели Первых и богов.

В глазах темно. Или то темно в комнате? Не осталось запахов и звуков — лишь голос Эрика и его прикосновения.

Жила горит и отзывается на них, хотя он даже не делится кеном. Влияет? Определенно. Но нет, не так, как вождь влияет — я помнила это прекрасно, ведь именно так Влад поставил печать.

Я не являюсь исполнением воли Эрика. Я — сам Эрик. Часть его, продолжение, и мне не нужен дар, чтобы читать его мысли.

Злится. Печален. И рад, что сейчас он может делать это со мной.

Словно в подтверждение этих моих мыслей он шепчет:

— Я могу управлять твоим телом. Могу доставить удовольствие…

Внутри все взрывается, и я разлетаюсь мириадами сверкающих осколков по окутывающей нас темноте.

— Могу причинить боль…

Жила натянулась и дернулась, тело будто в кипяток опустили. Боль длилась всего мгновение — не думаю, что Эрик хотел делать по-настоящему больно — но была такой сильной, что я невольно вскрикнула.

— Могу управлять тобой, — шепот обжигает ухо, и тепло дыхания Эрика спускается по шее воздушными волнами. — Потому что ты позволила. И они были свидетелями этого…

Перед глазами возникают образы. Мужчина и женщина. Она — высокая и стройная, темные волосы до талии блестят шелком. Глубокие, темные глаза. На плечи наброшена лисья шкура.

И мужчина.

Русоволосый. Глаза голубые и светлые смотрят прямо на меня. Губы кривятся в саркастичной улыбке. Над правой бровью, чуть ближе к виску — белесый шрам. Кожаные штаны испачканы морской солью. А на груди — тот же амулет, что оберегает меня. Амулет Арендрейта.

Я знаю его, он снился мне однажды. Давно. В ночь после посвящения.

Херсир.

— Нельзя врать Первым, Полина, — откуда-то издалека слышится голос Эрика. Знаю, он говорит о венчании, но понимаю, что тут, в темноте, в лицах пригрезившихся мне Первых есть что-то еще.

Что-то важное.

Но момент был и схлынул, лица Херсира и Лив смазались, расплылись, затерлись темнотой, и мысль ускользнула от меня юрким ужом.

Я на кровати в нашей спальне. Смотрю на исчерченный лепнинами потолок и стараюсь отдышаться. Хватаю губами воздух — жадно, как приникает к воде путник в пустыне. Пальцы сжимают гладкие простыни, стараясь удержать тело в реальности.

— Венчание объединяет. — Голос Эрика гулок и отбивается пульсом в висках. — Даже если муж отрекается от жены, она остается женой. Навсегда.

Злость — отличный способ удержаться, и я заставляю себя разозлиться. Неважно, на кого — на Эрика, на саму себя, на видение Херсира и Лив.

— Ты сказал… вождь принимает… решение… — Слова выходят рывками, натужно, но я все равно выталкиваю их. Колючие. Острые. — Если ты захочешь отречься от меня… кто будет… решать?

Эрик отпрянул, будто не слова я плеснула ему в лицо, а кислоту. Едкую, жгучую, которая, соприкасаясь с кожей, оставляет ожоги.

— Зачем ты это сказала?

Прозрачные глаза смотрели с укором. Только вот на меня это не подействовало, ведь еще несколько минут назад он упрекал меня в том, чего я не совершала.

— У вождя безграничная власть. Кто помешает тебе избавиться от меня, если захочешь? — Я поднялась на локтях, а пальцы все еще сжимали шелк простыней. — Неважно, что думают боги, Эрик. Или Первые. Даже если они есть. Венчание — таинство для двоих. Если чувства уходят, ничто не будет иметь значения. Любые клятвы станут ненужными. Я вышла за тебя, потому что хотела усилить то, что между нами было. Укрепить. Мне не нужно доказывать богам, что я тебя люблю. И тебе не нужно.

Он молчал, поэтому я села и взяла его за руку.

— Неважно, что сделала Ира, не так ли? Ты боишься, что так сделаю я?

— Не сделаешь, — покачал головой. И в шепоте шелестяще скользнула угроза. — А если вдруг… — Холодные губы коснулись моего лба, а руки крепко сжали плечи. Жила все еще помнила прикосновения этих рук — наслаждение и боль. И нить, связывающая нас с Эриком, казалось, звенела в воздухе. — Я не Влад и чту законы.

Наверное, он хотел меня предостеречь. Или даже напугать — иногда в моем Эрике просыпался другой, тот, из прошлого, которого он просил меня бояться. Я старалась привыкнуть к нему. К внезапным вспышкам злости — иногда не в действиях даже, а во взгляде, что заставлял глаза резко темнеть и щуриться. По напряженной позе, лицу с выражением деланного безразличия, которое Эрику совершенно не шло. По фразам, звучащим двусмысленно.

Я привыкала и больше не боялась.

— Не сделаю, — шепнула ему на ухо и обняла за шею. — Потому что сама не хочу.

Мне нужна была эта возможность — выбирать самой. Оставаться в какой-то мере хозяйкой своей жизни. В мире хищных для женщины это непросто, но мне хотелось оставить частичку той себя, которая была до посвящения в атли. Давно. Много лет назад.

— Как Макаров стал вождем?

Я уже почти задремала, когда Эрик спросил это. Сам

Эрик, похоже, даже не думал спать. А ведь устал и надо бы силы пополнить. Но нет, лежит, думает о чем-то своем и, наверное, пытается вычислить убийцу.

— Почему ты спрашиваешь? Его подозреваешь, что ли?

Эрик пожал плечами.