Я – хищная. Возвращение к истокам (СИ)

Он встал, подошел к холодильнику и бесцеремонно начал там копаться. Будто у себя дома. За справедливость ратует, а воровать еду под носом у хозяев не стесняется. Тоже мне, предводитель армии!

– Хочу посмотреть, чем все закончится, – спокойно ответил Богдан и, немного поразмыслив, взял ветчину. Ее он резал ножом прямо на столешнице, тут же откусывал и жадно жевал.

– А ты не очень-то стесняешься, – заметила я. Ветчины жаль не было, но и симпатии к охотнику не возникло.

– Время такое, – с набитым ртом кивнул он. Прожевал ветчину и прищурился. – На кой тебе Гарди? Думаешь, если запрете его тут, Хаук отступит?

– Если запрем, не отступит, – согласилась я. – Но мы не собираемся запирать. Я хочу его вылечить.

Он даже ветчину выронил, и она с мерзким звуком плюхнулась на стол.

– Вылечить?

– Видел Лидию? Дочь Гектора? Раньше она не была такой… здоровой. Пока мы не познакомились ближе.

Молчание. И взгляд пристальный, недоверчивый. Этим взглядом Богдан словно пытался меня просканировать и выявить ложь. Скрывать мне было нечего, поэтому я просто ждала, пока он придет в себя. Осознает. Хотя растерянность охотника была приятна. Сразу вспомнилась ночь, когда он пришел впервые, презрение в голосе, едкие слова. И ненависть.

Ненависть, которая таяла на глазах, меняя выражение его лица, меня больше не трогала.

– К…как? – выдавил он, наконец.

– Неважно. На всех меня все равно не хватит. И если ты хочешь, чтобы я исцелила кого-то из твоих родных…

– Не хочу, – перебил Богдан и опустил глаза. – Больше некого исцелять.

– Извини…

Пресловутое удовлетворение испарилось. Ушла и неприязнь, и желание досадить, уколоть больнее. А Богдана стало жаль. Кто из нас не терял? Не плакал, понимая, что смерть – единственное, что практически невозможно исправить. И разве виноват он, что родился ясновидцем? И что, поддавшись собственной слабости и злости, прошел треклятые испытания, подарком за которые явилась благодать?

Не виноват. Как и хищные, которым природа велела питаться.

– Я слышал, что ты говорила Первому, – глухо произнес он. – И пришел сюда не ради защиты.

– Ради чего тогда?

– Чтобы увидеть, как Хаук тебя убьет.

Правда неприятно резанула и вырвалась громким выдохом после напоминания о возможном исходе. О видении я старалась не думать. О ярких, цепких щупальцах Хаука, о страхе в глазах Лив, о печати, черт бы ее побрал. О боли, ярче которой я еще не испытывала.

Нельзя много размышлять о собственной смерти. Такие мысли испытывают волю, а я никогда не отличалась особой стойкостью. Засомневаюсь, передумаю, и тогда умрут все. Выбора нет, и если не получится с Гарди, придется принять то, что есть. И отдать нож Лив.

– Надеюсь, не увидишь, – сказала я и встала. Богдан снова стал мне неприятен, но не из-за озвученной правды. Из-за необходимости пережить видение снова – пусть лишь в мыслях.

Думать о таком опасно. Нельзя забывать о даре Эрика.

– И они согласились на такую жертву? – В голосе охотника послышалось искреннее удивление. – Все они – те, кого ты так защищала?

– Они не знают. И не узнают. А если скажешь…

Я посмотрела на него, и Богдан кивнул.

– Прибьешь, понял. Не скажу.

– Хорошо.

– Гарди у меня. – Он решил сменить тему. – С моими людьми – в надежном месте. И для тебя у меня есть бонус. Девица тоже с ним.

– Лив?!

Воздух казался горячим, раскаленным даже. В глазах потемнело, а голову будто железным обручем сдавило. Тоже горячим. В висках застучало, и горло пересохло от внезапной духоты.

– Она самая.

Близко. Охотник знает, где Лив, а значит, я нашла ее. Мы нашли. И теперь…

Додумать не удалось. В кухню вошел Дэн и сообщил:

– Эрик вернулся.

– Отлично, – просиял Богдан. Встал, открутил крышку у “Колы” и, не дожидаясь нас, вышел в коридор.

– Он знает, где Лив, – сказала я и посмотрела на свои ладони. Ладони покрылись испариной и были холодными, как лед.

– И Гарди. Не забывай о Гарди! – с энтузиазмом дополнил Дэн.

Я кивнула. Странно, но эмоции улеглись, как февральская метель. Только слепящее солнце и снег. Холодно. Спокойно. Но так и должно быть.

– Помню. А если не получится…

– Полина…

– Если не получится, – настойчиво повторила я, – у меня есть нож.

Нож.

Он должен был освободить, а стал моим проклятием.

Снова.

Существует мнение, что счастье – это минута тишины перед тем, что тебя ждет. Таких минут у меня впереди было много. Мгновений, текущих вяло, оставляющих на душе маслянистый след. Оболочку, напоминающую мутный пузырь, фильтрующую звуки и размывающую изображение действительности.

Сквозь эту оболочку вновь прибывшие казались иллюзорными, фантомными даже. Полупрозрачные призраки, жмущиеся друг к другу, чтобы не потерять целостность. Потерявшие дом и племя – Хаук бесчинствовал в Лондоне, и, наверное, это еще одно послание Эрику. Насмешка. Несколько выживших из десятков его друзей.

Они улыбались. Говорили на ломаном русском, смешивая слова, и в разговоре прорывались иглами английские с глубокой, носовой “а” и тонкими, свистящими согласными.