Я – хищная. Возвращение к истокам (СИ)

Я не держала на них зла. Все же Саймон был их ребенком, а ради ребенка мы способны на многое. Однако серый осадок в душе всколотился. Вспомнился взгляд Барта – затуманенный болью, однако полный решительности. Теплая, липкая кровь, застывающая на ладонях коркой. Страх в коленях, когда они не держат больше, подгибаются.

Они не виноваты, прямо не виноваты, но… Простить?

– Нет, – безапелляционно повторил Эрик.

– Я ручаюсь за них.

Дэн был спокоен. Уверен в себе. И не отвел взгляда, когда Эрик метнул в него своим – злым, непонимающим.

– Сольвейги здесь, – добавил он, видимо, для пущей убедительности. – И они помогут, в случае чего. А ты знаешь, насколько сильны сольвейги.

Эрик шумно выдохнул, кивнул.

– Рик и Лили под нашей защитой.

И они остались. Наверное, Эрик уважал Дэна больше, чем их – ненавидел. Да и ненавидел ли? Скорее, презирал. И, я уверена, в ответственный момент, вождь андвари и его жена – последние, кого он бросится спасать.

Впрочем, впечатление об их приходе затерлось уже вечером.

Закат был особенно красочным. Персиковые разводы на горизонте, лиловое небо. Звезды отчего-то низкие, крупные – казалось, протянешь руку, и зажмешь в ладони. Воздух свежий, ветерок колышет занавески на окне.

Почти все балкончики на втором этаже оплетены диким виноградом. Он вполз по стенам, опутал пузатую решетку, зацепился тонкими пальцами-лозами за перила, словно хотел проникнуть в комнату, но так и застыл пойманным с поличным вором.

Осмелевшие лозы гибко зацепились за выпуклые, каменные колонны и, вскарабкавшись, свисали с потолка жесткой бахромой.

На крыльце монотонно переговаривались домочадцы. Мангал вытащили, жарили сосиски, и их запах поднимался вверх, манил.

Внизу смеялись. И я растворилась в этой идиллии – счастье почти, спокойствии, нависшем над домом.

Занавеска за спиной шелохнулась, и балкон впустил Эрика.

Он был большим для узкой площадки, и места сразу стало меньше. Но я любила, когда Эрик занимал место рядом со мной.

– Думаю, пора, – сказал он тихо и, когда я подняла на него взгляд, добавил: – Найдем Гарди.

Сердце замерло. Показалось, ухнуло вниз. А затем подпрыгнуло и понеслось галопом у самого горла. Показалось. Сердце не умеет прыгать и носиться галопом. Впрочем, другие виды бега ему тоже недоступны.

– Когда? – вопрос вышел сухим и каким-то официальным. Слишком официальным, если учесть, что все это значит для нас.

“Мы” еще остались? Или же это отголоски, инерция той близости, которую ни мне, ни Эрику терять не хотелось?

– Завтра.

– Так… скоро?

Эрик пожал плечами.

– Мы знаем, где он. Не вижу смысла ждать. К тому же, послание Хаука может быть лживым. Кто знает, когда охотник придет к нам на самом деле.

– Завтра, – повторила я знакомое слово. Слово горчило. Кололось. И, вырвавшись на свободу, напугало. Я думала, что это будет проще всего – поделиться кеном, наполнить пустую, ссохшуюся жилу ясновидца, подарить ему еще один шанс. И отобрать – у себя. – Хорошо, пусть будет завтра…

Эрик вздохнул. Он, наверное, тоже понимал, что завтра для нас снова все изменится. Нет, прочная граница перемирия не треснет – нельзя нам сейчас отменять перемирия. Изменится нечто иное, глубокое, и оттого сердце так сильно бьется. Тоже чувствует. Боится. Не желает ничего менять.

Однако, поздно…

Теплая ладонь, шершавая немного. Она скользит по щеке, и от нее ползут искры удовольствия, впитываются в кожу карамельными каплями. Я непроизвольно жмурюсь, пытаясь запомнить, высечь в памяти этот момент. Наверное, такого у нас уже не будет никогда. И если так, то…

– Обними меня.

Слова вырываются сами. Горячие – они обжигают гортань. И в груди тоже горячо. Наверное, если бы не эти слова, она вспыхнула бы, взорвалась, выворачивая меня наизнанку.

Неправильно все. И я не знаю, как все исправить.

Страшно было ровно две секунды. Что он отвернется, уйдет или же просто продолжит стоять, не отреагировав на просьбу. Но Эрик меня обнял. И я его – вцепилась в свитер, будто пыталась сорвать его прям там, на балконе. Прижаться. Ощутить жар его кожи.

Горячее дыхание опалило висок. И голос ласковый успокоил:

– Все будет хорошо, малыш.

Давно он меня так не называл. И… наверное, в последний раз. Оттого и плакать хочется. Выть даже – от боли, от отчаяния, ведь если это последние дни в жизни, почему бы им не быть счастливыми?

Эрик отстранил меня, заглянул в глаза. В его взгляде не было злости, обиды, только нежность. Как раньше.

– Твой кен… Тебе может не хватить. Гарди очень сильный, и жила его вмещает намного больше, чем жила Лидии. Я поговорил с Даниилом – он поможет. Поделится.

– Хорошо.

– А еще, насколько мне известно, тебе понадобится…

– Не продолжай! – оборвала я резко. Грубо даже, и Эрик вправе был обидеться, но он не стал. Кивнул только и посмотрел на небо. Так мы и стояли, пока окончательно не стемнело. Я – в кольце его рук, будто в коконе, и он – задумчивый, отстраненный и уже почти не мой.

Почти. Но мне и этого хватило.

Жаль, что в апреле темнеет быстро.