Я – хищная. Возвращение к истокам (СИ)

– Последователей себе готовишь? Понимаю, – кивнул седоволосый и поднялся. – А ведь когда-то я учил тебя, помнишь?

– Помню. Давно это было.

– Слишком давно. А вот это я делал недавно, кажется. – Мужчина указал на амулет Эрика и прищурился. – Не так давно и для…

– Для него, – подтвердил Гуди.

– О! – воодушевился седовласый и пристально меня осмотрел. Усмехнулся. – О!..

– Ты всегда ее так встречаешь, – рассмеялся Гуди и повернулся ко мне. – Это Арендрейт, и с памятью у него не очень. Старый пень.

– От пня слышу, – обиделся Арендрейт. – Можно было сразу сказать, что она пришла писать в книге. Я бы вспомнил.

– Писать в книге? – переспросила я. А потом, наконец, поняла: – В той самой книге?!

– В той самой, – подтвердил Аредрейт, развернулся к дому и махнул рукой, приглашая. – Идем.

– Что мне там писать? – Я обернулась к Гуди. – Я не знаю будущего. До сегодня я была уверена, что у меня получится вернуть Эрика, а теперь… Да у меня видиний не было больше года!

– Ты знаешь прошлое. Свое прошлое. И прошлое Эрика.

– Не понимаю… – нахмурилась я.

– Еще несколько столетий назад было предсказано, что в кевейне родится сильный воин. Могучий. Потомок Херсира. И воля его будет сильна, как и он сам. А возможности велики настолько, что не останется в мире ни одного мужа, способоного ему противостоять. Его род обрастет легендами, а имя его прославится в веках.

– Эрик, – выдохнула я и сжала амулет.

– Но лишь пророки сольвейгов смогли углядеть, что воля его будет не так сильна. Трагедия юности нанесла Эрику рану, которую он не мог залечить самостоятельно. Это разрушало его, а с ним и тех, кто рядом. В итоге он превратился бы в жестокого тирана и узурпатора, которого не смог бы никто одолеть.

– Эрик не такой! – запротестовала я. – Он бы никогда…

– Потому что ты узнала его другим. А все потому, что у него была цель.

– Кан, – догадалась я.

Гуди кивнул.

– Поиски пророчицы стали его наваждением, отвлекая от саморазрушения. Ему пришлось жить среди людей, от которых он тщательно отгораживался предыдущие несколько лет. Медленно, но уверенно, эти люди возвращали ему человечность. В итоге Эрик стал тем, кого ты знала.

– Предсказание, написанное в книге, изменило его, я поняла. Но я-то тут при чем? Разве не ты пишешь в книге?

– Я – сольвейг и не принадлежу никакому племени. Я не могу писать о нем. В отличие от тебя.

– Хочешь, чтобы я написала для него пророчество?! Но зачем? Эрик мертв давно! Что даст запоздалая запись?

– Запоздалая? – удивился Гуди. – Разве написанное уже не сбылось? – И, пока я приходила в себя от услышанного, добавил: – Я же сказал, это место вне законов времени.

Среди склонившихся к фонтану ив было прохладно. Уютно. Увитая виноградной лозой беседка, кованая скамейка под раскидистой кроной, выложенные разноцветной мозаикой тропинки. И цветы – везде, куда падает взгляд. Ароматные бутоны роз, пышные пионы, остоперые астры, розовые петуньи. Запахи пьянили, от них кружилась голова. От них и от попыток выделить другой – знакомый, затертый памятью, но такой родной аромат. Он принадлежал тому, кто однажды был тут. Ходил по прохладной плитке босиком, умывался в прозрачной воде фонтанчика, прятал раскатистый смех в продолговатых листьях замерших ив.

Когда-то.

Но если время над этим местом не властно, разве это “когда-то” не может превратиться в “сейчас”? На секунду – но мне и того хватит. Теперь, когда я знаю, что все напрасно, что он не вернется…

– Поторопись! – выдернул меня из раздумий голос Арендрейта – он высунулся из-за приоткрытой дверь. – Время на исходе.

– Будто тут знают, что это такое, – пробормотала я.

В доме первого жреца ар было чисто. Плетенная мебель, пестрые занавески, резные ставни на окнах. На подоконниках – цветы. Буйно цветущие фиалки, оттопырившие плотные листья фикусы, величественные орхидеи. По стенам и потолку змеями ползли побеги ярко-зеленого плюща. Посреди квадратной комнаты стоял стол, а на нем – чернильница с торчащим из нее длинным пером и Та Самая Книга.

Арендрейта в комнате не было. Возможно, он прятался в другой, может, не хотел меня смущать. Или же вовсе исчез – это его мир, он живет по его правилам.

Книга была распахнута на середине и манила чистыми листами.

Книга судеб. Там и моя есть. Интересно, ее тоже придумали? Написали сценарий, по которому я жила? Дралась, любила… Венец всего – сегодняшний день. Я сама превратилась в писателя.

Отодвинула стул, присела. Погладила шершавую, плотную бумагу. Взяла перо, но, как ни старалась, аккуратно не вышло – оставила две кривых кляксы на столе. Сам текст получилось вывести красивым, каллиграфическим почерком, я так даже в школе никогда не писала.

И сразу полегчало. В голове прояснилось, дрожь ушла. Только грудь будто расширилась, а в ней – подвешенное на невидимой нити – трепыхалось крохотное, иссушенное сердце.

Наверное, так должно быть. Наверное, так всегда бывает, когда теряешь. И это начало смирения, а со смирением обычно приходит покой.

Обычно… Если со мной так не будет, Гуди обещал помочь.

Выйдя наружу, я ощутила легкость.