Я, Хобо: Времена Смерти

- А у меня АСИУ отошёл, - через паузу сообщает Голя Астрицкий. - Я подтекаю… - Но мы уже не смеёмся. Мы уже иссякли. Мы уже прощаемся. Полчаса уже прошло, скоро мы умрём.

Я внимательно к себе прислушиваюсь. Но пока ничего необычного мой организм мне не сообщает. Есть давящая боль в локте, на который заведена системная насадка, головной фиксатор немного натёр лоб и виски. Что ещё?… определимся по времени. Прошло больше получаса. Сколько точно? А-а, вот оно. Как и сказано в анамнезе, ровно так: я уже не могу точно определиться по времени. Это явный уже сбой, нештат. Вот тут-то я и успокаиваюсь. Баклушами бить поздно; мельница проехала.

- Группа, отчёт! - говорит вдруг Дьяк.

- Пилот, - откликаюсь я автоматически. Нет… пока работаю. И с приличной скоростью, - отмечаю не вслух.

- Соператор, - говорит Нота.

- ЭТО первый, - говорит Голя Астрицкий.

- ЭТО второй, - говорит Иван.

- Врач, - заключает Дьяк. - Ну надо же, все как на подбор. Сильные люди. Смелые люди. Может, вызвать подмогу, пусть ещё ядку вольют?

- Проще трубкой какой-нибудь по голове дать. И надёжней, - говорит Голя Астрицкий.

Хихик дуэтом Нота - Дьяк, но натужно-искусственный, по инерции, и - хором замолкаем.

- Знаете, что меня больше всего раздражает? - спрашивает через какое-то (неопределимое) время Голя Астрицкий.

- Кого что, - откликается Нота. - Вряд ли одно - всех. Но неважно. Ты продолжай, а то я чуть не заснула.

- Нам же ещё больше месяца тут торчать до старта! А могли бы жить да жить. Кроме того - проводы. Банкет. "Прощание славянки". Ручьём скупые слёзы.

- А ты прав, Голя. Я, например, никогда раньше живого землянина не видела, - говорит Нота. - Посмотреть бы. Пообщаться.

- А зачем тебе? - как можно более пренебрежительно спрашиваю я. - Для греховной коллекции?

- Ты привязался же ко мне с моими грехами, Марк!…

- Я видел землян в кино, - объявляет Голя Астрицкий. - Я не верю кино. Я подозреваю, что у них по две головки и кисточки на ушах. И вижу, что Нотина наша тоже так думает. Ты должен её понять, Марк. Младые женщины любопытны.

- У кого кисточки? - переспрашивает Иван, а Нота одновременно переспрашивает:

- А что за кисточки?

- А что за головки, тебе известно? - ядовито говорит Дьяк.

- У землян же, - отвечает Ивану Голя Астрицкий. А Ноте отвечает: - Зелёные такие. На ушах.

- Что значит слово "кисточка", умник?

- Да, блин-малина-водолаз, из волос кисточки. Как у белок.

- Сейчас она спросит, что значит слово "белок", - говорю я.

- "Белка", - говорит Нота. - Я знаю, что такое белка. Это такая кошка. А где у них кисточки, Астрицкий?

- Всё, хватит, я первый группы, - говорю я. - Дайте помереть спокойно. Врач, контроль. Флаг, космачи.

Я повторюсь: мы знаем, что, если что-то пойдёт не так и нам предстоит оживать без посторонней помощи, один из нас, одно из трёх, выхватит злое шесть. Весьма возможно - с кем-то парно.

Мы - "похоронная команда", "квинта бозе", "катафалки", "субботники", "жилы безопасности" (эй кей эй "жиба"); официально - "группа постфинишной аварийной реанимации" звездолёта "титан-Сердечник-16" колониальной экспедиции Дистанция XIII (Преторнианская Касабланка - ЕН-5355). С минуты на минуту колония Щ-11 натурализуется и мгновенно убьёт нас. Нас поместят в спецкамере "Сердечника", зальют аргоном, титан займёт позицию в фокусе старт-поля Порта Касабланка, и его стартуют. Высокий надриман, пунктир. Истечение инерции. Нисхождение в риман. Осуществление. Финиш. Если "Сердечник" встретят на финише - хорошо. (Должны встретить, нас там ждут.) Наверняка всех нас оживят - под контролем врачей, скорее всего, всех, - делов-то: Щ-11 отсадить фильтрами, да крови подлить, да током стрельнуть. Если же "Сердечник" никто не встретит, то через четыреста семь суток одиннадцать часов восемнадцать тире двадцать одну минуту среднего времени Щ-11 погибнет самостоятельно. И четверо, но может быть и только трое, - оживут.