Я хочу рассказать вам о...

— Мы, с чувством уважения и благодарности, просим вас удостоить нас чести поставить свою подпись на первой странице Книги почетных гостей новой школы.

— Это была бы честь и для меня, — сказал человек. — Думаю, ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем расписаться там, но я не умею ни читать, ни писать. Я неграмотный.

— Вы? — удивился глава городской администрации, который никак не мог в это поверить. — Вы не умеете читать и писать? Вы создали промышленную империю, не умея читать и писать? Я просто поражен. Я спрашиваю себя, каких высот вы бы достигли, умей вы читать и писать!

— Я могу ответить на ваш вопрос, — сказал человек очень спокойно. — Если бы я умел читать и писать… я был бы привратником в публичном доме!

На два размера меньше

В тот день я пришел с заранее заготовленной темой: я хотел продолжить разговор об усилии.

Во время сеанса мне все казалось очень разумным. Но, когда нужно было применить новые знания на практике, мне не удавалось быть последовательным в том, что в теории звучало так заманчиво.

— У меня создается впечатление, что я совсем не могу жить, не прилагая хоть изредка усилий. Скажу больше, на самом деле мне кажется, что никто не может без этого жить.

— В чем-то ты прав, — сказал Толстяк — Большую часть последних двадцати лет моей жизни я старался быть верным своей философии, но не всегда у меня это получалось. Думаю, со всеми происходит то же самое. Идея «нет усилиям» — это испытание, постоянная работа, самодисциплина. Следовательно, необходима определенная тренировка.

Сначала мне тоже все это казалось невозможным, — продолжал он. — Что подумают обо мне другие, если я не пойду на это собрание? Если я не буду внимательно слушать, хотя мне плевать, что они там хотят сказать? Если я не поблагодарю этого человека, который, по моему мнению, заслуживает презрения? Если я откажу в просьбе, которую просто не хочу выполнять? Если позволю себе роскошь работать четыре раза в неделю и не стану гнаться за большими заработками? Если я выйду в свет небритым? Если я откажусь бросить курить по принуждению и дождусь, когда это произойдет само собой? Если…?

Где-то я писал, что идея необходимого усилия — это социальный продукт, плод определенной идеологии, идеологической системы, на самом деле очень строго определяющей облик социального существа. Понятно, что, если человек ленив, злобен, эгоистичен и небрежен, он должен делать над собой усилие, чтобы стать лучше. Но разве человек действительно таков?

Я слушал зачарованно, и не столько из-за слов Хорхе, сколько из-за моего собственного представления о том, какой должна быть жизнь: без напряжения, в мире с самим собой, спокойной, без спешки и без этого вечного вопроса: «Что я здесь делаю?»

Но с чего же начать?

— Сначала, — продолжал Хорхе, словно подслушав мои мысли, — и прежде всего, нужно выбраться из западни, в которую мы угодили в раннем детстве. Эта западня — мысль, так укоренившаяся в нашем сознании, что внешне и внутренне стала частью нашей культуры; «Ценится только то, что достигается с помощью усилий».

Как сказали бы американцы, это bull-shit [8](бычий навоз). Каждый может понять на основе своего опыта, что это не так, и тем не менее мы строим свою жизнь, исходя из этой якобы неоспоримой истины.

Несколько лет назад я описал один клинический синдром, который, хотя и не зарегистрирован ни в медицинских, ни в психологических научных трудах, наблюдается или когда-нибудь наблюдался у каждого из нас. Я решил назвать его «синдром ботинок на два размера меньше», сейчас поймешь почему.

* * *

Один человек входит в обувной магазин, и к нему подходит любезный продавец:

— К вашим услугам, господин!..

— Мне бы хотелось пару черных ботинок, как на витрине.

— Разумеется, господин. Давайте посмотрим: ваш размер… сорок первый, не так ли?

— Нет. Дайте мне тридцать девятый, пожалуйста.

— Простите, господин. Я работаю в обувном магазине уже двадцать лет, и я прекрасно вижу, что вы носите сорок первый. Может быть, сороковой, но никак уж не тридцать девятый.

— Пожалуйста, тридцать девятый.

— Простите, позвольте мне измерить вашу ногу.

— Измеряйте что хотите, а я хочу пару ботинок тридцать девятого размера.

Продавец достает из ящика прилавка этот странный инструмент, которым продавцы обуви измеряют ногу, и с удовлетворением провозглашает:

— Видите? Как я и говорил, сорок первый!

— Скажите, кто платит за ботинки, вы или я?

— Вы.

— Хорошо. Тогда принесите мне тридцать девятый.

Продавец, смирившийся и в то же время удивленный,

идет за парой тридцать девятого размера. По дороге до него доходит, что ботинки, наверно, приобретаются этим господином не для себя, а в подарок.

— Вот, как вы просили, тридцать девятый размер, черные.

— Подайте, пожалуйста, рожок.

— Вы хотите их надеть?

— Да, разумеется.

— Вы их покупаете для себя?

— Да! Так вы принесете мне рожок?

Без рожка нельзя обойтись, если вы хотите, чтобы эта нога влезла в этот ботинок. В результате нескольких попыток, сопровождаемых нелепыми позами, клиенту удается впихнуть всю ногу в ботинок.