Я. Хочу. Тебя. (СИ)

   Нависает. Мать его. Да что за манера?

   ­   – Не до тебя сейчас. И не до боя. Но мы обязательно еще встретимся на ринге! Если хочешь еще раз понять, что не все лучшие бойцы на него выходят. Многие в зале тренируются. Камеры где?

   Снова поворачиваюсь к Ревинскому, директору.

   Уже трясу. Сам не заметив, как приподнял его над землей.

   – Арман Каримович!

   Покраснел весь. Раздулся. Руками    воздух поймать пытается.

   ­    – Не было камер! Вы же оба! Настоятельно! Приказали! Тем более, у нас закрыьый клуб! Обязательное условие, чтобы не снимать!

      –А то я не знаю. Как эти условия выполняются!

   Блядь. Он что? Совсем на голову отбитый? Не понимает, что меня сейчас лучше не злить?

   А то клуб у него. Хоть элитный, а очень, я посмотрю, хлипкий. 

   Щепок же сейчас от него не оставлю. Или наоборот. Одни щепки и останутся на месте заведения. Даже на шашлык пожарить не наберется!

   Из него. Из директора этого. Ревинского. Шашлык.

   ­   –Арман. Камер точно не было. Мои люди все проверили перед боями.

   Градов пытается развернуть меня вместе с трясущимся Ревинским к себе, но выходит с трудом.

   – Твои люди тоже! Камер нет! Да отпусти ты его уже! Не видишь разве? Он сейчас тебе весь желудок на ноги вывалит!

      – Чем хотите поклянусь!

   Ревинский уже совсем багровый от перепугу. Или от хватки? Да ладно. Я же не сильно-то и встряхнул.

      – Жизнью детей. Жены. Мамой!

      – Баблом своим поклянись лучше!

   Знаю. У этого прохиндея дороже бабла нет ничего.

      – Если узнаю, что соврал, все отберу. И клубы твои закрою. Ясно!

      Отшвыриваю подальше. К забору.

       Вытираю руку о листву у калитки.

      Блядь. Опять время потерял. Прямо порвать кого-нибудь хочется.

      – Можешь объяснить, что стряслось?

   Нет. Я его точно порву! Сколько можно хватать меня за плечи? Как репейник, ей-богу!

   - Тебя не касается, Градов, - цежу сквозь зубы.

   - Это из-за девчонки? Той, из-за которой ты почти весь бой похерил?

   Блядь. Давно не видел такой омерзительной ухмылки. Так и тянет ее стереть с этой рожи. В кровь размазать.

   - Я похерил? Кажется, повалился мне под ноги ты!

   - Мне интересно было. На кого ты там смотришь. Так, что все удары пропускаешь. Вот и отвернулся пару раз, - лыбится.

   - Я не отвлекаюсь на девчонок, - бурчу, отталквая этого дурака. – Тем более, во время серьезного боя.

12 Глава 12

   - Да брось. Я, может, единственный, кто тебя поймет.

   - Лучше. Уйди. С дороги.

   Наклоняю голову. Теперь любое препятствие для меня, как тряпка для быка. Пусть понимает. Я сейчас ему лбом череп проломлю, если не отстанет

   - Арман. Я помогу, если что.

   Но я уже не слышу.

   Его слова. Как и он сам, остаются далеко позади.

   Втискиваюсь в крохотную комнатушку охраны. По дороге сметая несколько дверей с петель.

   Вашу мать!

   Кулак сам впечатывается в стену, разнося ее в крошку.

   Реально, этот мудак так перепугался нас с Градовым, что не оставил ни одной камеры.

   Хотя за предыдущее время, хоть клуб и якобы закрытый и ни хрена не записывает, записи все-таки есть!

   Вылетаю на воздух. Кулаки сами по себе сжимаются и разжимаются.

   По дороге успел за шкирку поднять и перетрусить почти каждого в зале.

   Сквозь такую толпу пробиться непросто. Скрыться в ней вообще не хрен делать. Но в этой ситуации я каждую зубочистку сумел рассмотретьи пересчитать.

   Если бы она была здесь, то не спряталась бы. Не скрылась.

   Грудь вздымается как бешенная.

   Как тогда, когда с Давидом на спор почти десять минут под водой просидели без воздуха. Или даже тогда так не пытался ловить воздух.

   - Я тебя найду!

   Шиплю в похолодевший до состояния инея воздух.

   Найду, девочка. Даже не сомневайся.

   Мой любимый гелик, в который раз за разом опускаю до стали сжатый кулак, вот точно не сомневается.

   От него остается груда металлолома за секунды, пока снова, навязчивой мухой, не приближается Градов.

   - Очень тебя понимаю, - цедит с ухмылкой, которую я снова жажду размазать по лицу. – Так бывает. Раз и навсегда. Я помогу тебе. Реально. Брат.

   Вот уж ни хрена.

   Ни хрена ты не понимаешь.

   Да и какие мы, на хрен, братья. Если совсем чужие?

   А как иначе?

   Росли не вместе. Ты сам ушел из семьи. И хрен бы я из-за юбки расстрелял десять человек из самых уважаемых семей.

   Ни хрена ты не понимаешь. Я и сам ни хрена не пойму.

   Списал бы на адреналин после боя.

   Но мог трахнуть любую. Любую взять.

   Так нет.

   Именно эта пробрала. До печенок. Пеленой накрыла. Сердце даже дергается так дико, как будто сто километро пробежал.

   - Найдем. Прочешем все. Человек- не иголка в стоге сена, - что-то бубнит под нос, а я думаю про иголки.

   Про иголки или скорее, даже жала. Которыми впилась в меня. С самого начала. С самого первого взгдяда, который уже так и не сумел отвести.

   И про ногти, что впивались мне в плечи. Как судорожно дергалась под моими руками. Под каждым прикосновением.

   Я землю переверну, но найду.

   И даже еще не понимаю. Убить или трахнуть.

   Или то и другое вместе? Одновременно?

   Засадить по самые яйца и сдавить шею. Наблюдая. Пока будет биться в конвульсиях оргазма?

   У тебя две дороги, девочка. И обе - в моих руках!

   ­

.

   – Роман…

   Ревинский тенью подходит к так и не отставшему от меня Градову.

   – Там… В зале…

   – Да не мямли! – взрывается тот.

   Отряхивая плечо от его руки.

   Понимаю.