Я - хороший!

Но разве о такой свободе она мечтала, когда стояла в белой фате под руку с любимым человеком? Разве о такой «хорошей» жизни мечтала, когда начали жить вместе? Нет, все мысли, стремления были чисты, как тот белый снег в день свадьбы. Но всё это было вчера, вчера… А сегодня?

Даша, отбросив невесёлые мысли, оглянулась вокруг. Словно желая её поддержать, из-за тёмных туч выглянуло солнце. Лучи, едва коснувшись Дашиных щёк, снова спрятались за облака. Но лишь для того, чтобы повторить такую же выходку с высоким мужчиной, размеренно шагающим навстречу. От прикосновения тёплых лучей тот поднял голову, щурясь от яркого солнца, посмотрел вперёд и увидел Дашу. И тотчас мелькнула мысль, что он обязательно заговорит с этой красивой, но грустной женщиной, когда поравняется с ней.

То ли от солнечных лучей, так внезапно появившихся в этот пасмурный день, то ли от принятого решения заговорить с незнакомкой, мужчине стало теплее в груди. И его одинокое сердце вдруг встрепенулось в ожидании встречи…

Не упрекай меня…

По-ра, по-ра, по-ра…

Большие напольные часы, старинные, невесть откуда появившиеся в этой семье, как будто нарочно повторяли в такт своего хода: «По-ра, по-ра… Тик-так, тик-так…»

Да знает это Галина. Остались считанные дни, а может, даже часы, до ухода. До сих пор Фёдор уходил, не прощаясь: соберётся быстро, ничего не говоря, и нет его. В этот раз вот ждут вдвоём время ухода.

— Может, поправить тебе подушку?!

— Не на-до. Не вид-но там?

— Середина недели ведь. К выходным приедут…

Галина, конечно, позвонила сыновьям, чтобы приехали, но особо не уговаривала. Может, сегодня, может, завтра… Зачем зря беспокоить детей? У них работа, свои заботы…

Да, жизнь… То одним боком повернётся, то другим. Раз судьба такая…

Ты знаешь, так хочется жить…

Наслаждаться восходом багряным.

Жить, чтобы просто любить

Всех, кто живёт с тобой рядом.[1]

Когда было невыносимо трудно, она напевала про себя эту песню, неизвестно где и когда услышанную… Ей казалось, что она всегда знала эти слова. «Ты знаешь, так хочется жить…»

— Нак-ло-нись бли-же… — прерывистая речь Фёдора вернула Галину к действительности.

Она наклонилась к уху мужа и спросила тихо:

— Воды, что ли, дать?

— Спой… «Ты зна-ешь, так хо-чет-ся жить…» — силы оставили Фёдора, он начал дышать со свистящими хрипами и закрыл глаза.

Галина вздрогнула от его слов. Никогда при нём не пела эту песню. Восемнадцать лет прожили вместе под одной крышей, всякое было, но эта песня была её отдушиной в непроглядной тоске. Никогда при нём не пела.

— Ты что?! В жизни я не пела, вдруг в этот момент буду песни распевать… — Галина покраснела от стеснения, как в молодости. И, будто желая скрыть смущение, начала поправлять одеяло на муже.

— Я же зна-ю… Пе-ла, е-го вспо-ми-на-я… По не-му ску-ча-я…

По нему скучая… Значит, он всё знал, всё чувствовал… «Он» — это Николай, первый муж Галины, отец двух её сыновей.

                                       * * *

— Тётя Галя! Тётя Га-а-а-ля! Дядя Коля под комбайн попал!

Прилетевший с чёрной вестью мальчишка то ли сам спрыгнул с велосипеда, то ли Галя сдёрнула его. Но в следующий миг, когда она начала осознавать себя, была уже на поле в поисках комбайна Николая. Но комбайна нигде не было… Подожди, на этом поле он работал вчера. Точно, вчера! Он же говорил: «Душенька, сегодня заканчиваю на верхнем поле». Зачем она сюда приехала? Его здесь нет. Подожди, а что он говорил вчера? Приехал вечером весь пыльный — только глаза белели да зубы, когда улыбался: «Закончил, душенька. Завтра перехожу к дальнему полю, у леса».

Она остервенело крутила педали велосипеда, не чувствуя усталости. Ехала к дальнему полю. «О, Господи! Ради наших детей! Пусть будет жив!» Она всю дорогу вместо молитвы беспрестанно повторяла эти слова бледными бескровными губами. Сухой знойный ветер дул в лицо, выбивая крупные солёные слёзы из глаз. Или она плакала?!

Если бы все святые желания исполнялись, то не было бы несчастных людей на свете…

После похорон Галя все слёзы выплакала. Прижав к груди двух сироток, то стонала, то плакала, то безмолвно всхлипывала. «Как я буду растить их одна? Что буду отвечать, когда спросят, где их папа?» О себе не думала. То, что человека, который к ней будет обращаться «душенька», больше никогда не увидит, она осознает позже. Сейчас убивалась по своим детям. «Сиротки мои, сиротинушки!»

— Галина, ты же медик, — говорили ей соседи. — Выпей какое-нибудь лекарство, успокоительные. Ты же пугаешь своих детей! Нельзя так убиваться. Мёртвых не воскресишь…

— Судьба, видимо, такая. Слезами мужа не вернёшь, — это уже был голос Феди, лучшего друга Николая.

Ты знаешь, так хочется жить…

Наслаждаться восходом багряным.

Жить, чтобы просто любить

Всех, кто живёт с тобой рядом.