Я Кирпич (сказка-феникс)

Длинные чуть изогнутые когти послушно выскочили, заслонив своею призрачной синевой ногтевые лунки от моего взгляда… И ж-живо на место втянулись, я сказал!.. Видел я вокруг хорошо, несмотря на пасмурную ночь… с белыми подпалинами на востоке. Стало быть, скоро она должна превратиться в пасмурный рассвет.

Как быстро идет время! Казалось бы, только что полночь прозвенела в квартире моей… Да, оно так быстро уходит — и при этом такое тягучее! Что я успел сделать за время тьмы — из дому вышел, воды купил, мару зарезал, Букач покормил… Эту… Галю в золушку превратил, на бал отправил… Блин! Что-то я такое забыл, будто заноза в извилинах застряла! Что-то весьма важное!

— Букач, ты не помнишь, часом, чего я забыл и что должен вспомнить?

— Не ведаю, о Великий! Не гневайся, не по росту мне такое знать!..

— Эх, да я на тебя не… Все кажется: вот вспомню — и сразу легче мне станет! Кстати, что-то ты такое говорила про музыку, про укрощение мар? Ну-ка, напомни?

— Я не говорила, о Великий!

— Ну, как же это нет!? А!.. Точно, сам лопух. Про музыку — это мы с Дэви нашли, я в онлайне, а она в оффлайне; ты же брала у меня интервью по поводу флейт и дудок, которые, согласно прихоти общечеловеческой — суть деревянные духовые инстументы, даже если сделаны из серебра.

— Как прикажешь, о Великий!

— М-да, Букач, дорогуша, беседовать с тобою — большое непреходящее удовольствие, но, увы, не каждому интеллектуалу под силу. Однако же ты трепещешь, сидя на моем плече. Ты боишься чего-то? Смотри, какая взъерошенная! Что такое?

— Не отдавай меня, о Великий!

— Не врубился? Кому это я должен или не должен тебя отдать?

— Не отдавай, молю! Лучше ты меня сам съешь, а Старой не отдавай!

Просветление разума снизошло на меня почти тотчас же: я, мы с Букач, уже прошли мимо ограды темно-коричневого дома, весьма напоминющего гигантский кекс, это буддийский Дацан, где, кстати говоря, работает одна моя далекая знакомая по имени Алла, и вот-вот пересечем Елагин мост, а там, на Елагином острове…

Это я к "ней", к Ленте, и шел, как оказалось по факту! Но отнюдь не с целью отдавать ей Букач, мелкое острозубое и тупоголовенькое существо, которое… которое мне… да, чего там душой кривить, как бы уже и не совсем чужое… Букач — не отдам, сам съем! Шутка.

Я всю жизнь один живу, иного не знал… Не считать же койко-место в детдоме и рабочей общаге полноценною заменой одиночеству… И много позже, когда поселился в своем доме, в своей квартире, то… как-то даже и не догадался завести себе собаку, или кошака, или хотя бы попугая… И для женитьбы еще не созрел, поскольку одно из непременных следствий брачных уз — совместное проживание с любимым человеком в личном жилищном пространстве. Нет, не готов… А теперь их у меня двое насельников: Букач и Дэви, каждая из которых дюже ущербна, если их оценивать с позиции общечеловеческого здравого смысла…

— Не отдам. Полезай в сумку и ни на какие приказы, команды, зовы не реагируй, кроме как на мои. Понятно тебе? Если суждено тебе съеденною быть, то лишь мною лично. А я пока этого делать — бр-р-р — не собираюсь.

— Да, о Великий! Ты так добр!

Добряк, чего уж там… Слабый морозец пробежал от затылка вниз, вдоль позвоночника — это от Ленты подуло на меня издалека маленьким реденьким ужасом, это от нее Букач так затряслась, даже сейчас сквозь сумку левому боку передается покорный трепет… На обеих моих руках — когти в полный хищный рост, опять сами выщелкнулись. Это значит, что я тоже волнуюсь. Ну и пусть, небольшая мобилизация ресурсов, ментальных и физических, мне отнюдь не повредит, напротив: я буду чуток и осторожен во всем, включая материальный субстрат этой ночи: люди, вода, машины, дорожные знаки — все учтем, спешить некуда. А раз спешить некуда — воспользуюсь подземным переходом, абсолютно пустым и тревожным… Из двенадцати настенных фонарей горели четыре, по два на каждую стену, словно бы нарочно давая угрюмую полутьму, дабы тревожности мне подбавить.

— Мара. Я чую, что там, к выходу, возле пандуса за углом засада: мара ждет, даже две. Слабенькие. А ты их чуешь, Букач?

— Да, о Великий.

Для всего стремительного дальнейшего слов не понадобилось: Букач, учуяв мое согласие, выпорхнула наружу, ко мне на плечо, мары налетели на меня вдвоем, одновременно, единым отрядом, я махнул когтями — с левой, с правой — и вот уже стою, невредим, и терпеливо жду, пока моя Букач пожрет все, что осталось от растерзанных ман — скудные клочья синеватой субстанции, не успевшей втянуться ко мне в растопыренные пальцы… Это я нарочно сжал кулаки: пусть Букач тоже полакомится, оголодала скотинка… по крайней мере, скрежещет как будто сто лет не ела, а не десять минут.

— Не отдавай меня, о Великий!

— Слушай, Букач! А, Букач? Откуда ты такая наглая взялась? Я же четко сказал: не отдам. Просто мне нужно к этой Ленте подойти, пообщаться немножко. Если боишься — полезай ко мне за пазуху.

— И за пазуху боюсь, о Великий! Больно уж близко от Неё!

— Ну, тогда не знаю. Сиди вот здесь и без моего прямого приказа — ни на шаг! Понятно?

— Да, о Великий.

— Ответ у тебя неуверенный. В чем дело?