Я Кирпич (сказка-феникс)

Когти! Сонное полугипнотическое состояние моего разума рывком соскочило с меня — и уже мои призрачные когти на обеих руках выросли продолжениями пальцев, словно десяток небольших стилетов. Я совершенно инстинктивно, просто по совету подсознания повернулся к набегающей твари левым боком, насколько можно дальше вытянул левую руку с растопыренными пальцами и чиркнул ею перед марой на уровне лица. И попал! Когти мои рассекли, порвали на клочья весь овал ее лица, а я почти не почувствовал удара, словно током слегка обожгло — и всё. Зато мара отскочила… даже отлетела кувырком, и взвыла! И замерла. И я стою, такой, не зная, что теперь лучше — нападать, или ноги делать!? Но мара сама все решила за нас обоих: туман ее лица колыхнулся туда-сюда и принял прежние очертания, и мара повторила прыжок. Но я уже ощутил восхитительный, ни с чем не сравнимый вкус вооруженной схватки, когда ты не только удачливее, да еще и очевидно мощнее противника! Я сильнее мары, и мои руки, с волшебными коготками на пальчиках, длиннее! И на правой у меня уже не когти, а гладиус! И пусть подлинее вырастет, типа, в меч-кладенец! Я с разворота махнул правою рукой: сверху справа и по диагонали влево вниз! Оп-панцы! Была одна мара, а стали две!.. Нет, ошибся, это были уже не мары, а два комка призрачного тумана! Хлоп — и растаяли оба, и только намек на синеватую дымку вместо них, ура, я победил! Вернее сказать, один, который поменьше, полностью растаял, а другой, побольше, опал светло-голубым сугробиком прямо под ноги мне, ужимаясь на глазах. Стоп, а как это я ухитрился в темноте еще и синеватость рассмотреть?.. А потому что она мне важна, вот почему! Потому что в ней сила, в этой синеватости, точь в точь как в голубоватой Ленте на Елагином! Впору бы выцедить ее оттуда, силы припасти, но я побрезговал.

Оказывается, во время сильного стресса, можно не только руками шустрить, но еще и думать успевать! Мало того, что я сам догадался насчет синеватых субстанций, так ведь и о Букач вспомнил! И спохватился насчет невидимости, громко — но мысленно, не вслух — пожелав, чтобы она ко мне вернулась.

— Букач, детка, ты чего там закопошилась? А? Напугана, или еще что-нибудь почуяла?

— Да, о Великий, нет, о Великий! Проголодалась я, вот оно как! Дозволь попитаться? Уж я отслужу!

— Дозволяю. И, между прочим, заранее догадываюсь — в чем именно ты изыскала себе пропитание.

Букач — только глазом моргнуть — вывернулась наружу сквозь щель из планшетной сумки… замешкалась на миг, дабы, дрожа от нетерпения, но верноподданно выслушать пустую тираду своего "овеликого", то есть, меня, и скакнула к "холмику". Фырь, фырь! — и от мары не осталось ничего, кроме щепотки невесомого праха… да я и не уверен, если честно, что там и прах-то был… может, просто дорожная грязь, высохшая в летнюю пыль.

— Букач!

— Я здесь, о Великий. Прещедрый!

— Есть еще мары поблизости? Или им подобные, кто на н ас… на меня зубы точит, хвост поднимает?.. — Букач еще и скрипнуть в ответ не успела, а я и воздуху в грудь не набрал после грозной своей тирады, как уже постиг чутьем две маленьких истины: первая — непосредственно рядом все спокойно, а в принципе — есть, полна ими питерская ночь. Вторая — Букач моя попытается буквально понять мой вопрос и это надолго. — Погоди, крошка. Сядь ко мне на руку, вот сюда. Умница. Забудь про хвосты и зубы, просто скажи: чуешь в округе враждебную нечисть, если да — в каком направлении и как далеко?

— Чую, о Великий. Вон там! — Букач повела хоботком и голенастой лапой, уродливо похожей на человеческую ногу, в сторону Серафимовского кладбища. Как ты добр, о Великий! Напитал меня!

— На доброе здоровье. Теперь далее. Мне сейчас не до охоты на ведьм… и на прочие… нечистые существа, дорогая Букач. Я сейчас попробую вернуть себе невидимость против чужих, но так, чтобы для тебя я был зрим, но чтобы ты могла оценить — видим или невидим я для посторонних. Понятно?

— Да, о Великий!

— Вот… я пожелал. Что скажешь?

— Все, что пожелаешь, о Великий!

— М-да. С Дэви-то попроще общаться на интеллектуальные темы… И намного проще.

— Не гневайся, о Великий!

— Я не гневаюсь. Накинул ли я на себя невидимость для постороннего взгляда?

— Да, о Великий.

— Тебе меня видно?

— Да, о Великий.

— А людям?

— Людишкам — не видно, о Великий!

— А нечисти? Для нечисти я видим, или нет?

Букач, по-прежнему стоя у меня на предплечье, вывернула на балетный манер уродливые лапки-ступни и осторожно, в половину своего скрежещущего голоса, отрапортовала:

— Низкая нечисть не сможет тебя увидеть, никак не сможет, о Великий, доколе ты сам того не повелишь, вслух или думою.

— Хорошо. Если низкая нечисть существует, логично предположить наличие высокой? А для высокой нечисти я видим?

— Не ведаю, о Великий! Не по росту мне знать. Как сам повелишь.

— Ладно. Для мар я невидим? И если да — то для всех, или есть более высокие?

— Мара — дрянь, о Великий! Слабая и невкусная оказалась! Им только людишек жрать, да и то не во всякую пору! Не ровня они высоким.

— А-а, только людишек… Вот ведь мы какие слабые невысоклики… ну-ну…

— Не гнева…