Я, Клавдий

По совету Палланта, я выдвинул в сенате тут же принятый законопроект о том, что, если свободнорожденная женщина выходит за раба без ведома его хозяина, она тоже становится рабыней, но если она делает это с его ведома и согласия, она остается свободной и лишь ее дети от этого брака делаются рабами. Этот законопроект имел забавные последствия. Сенатор, назначенный в тот год консулом, обидел Палланта за несколько лет до того и боялся, что, вступив в должность, может столкнуться с трудностями, если не добьется его расположения. Я не хочу сказать, что его ожидания подтвердились бы, вряд ли Паллант стал бы ему мстить, он куда менее подвержен злопамятству, чем я; но так или иначе, у сенатора было тревожно на душе. Поэтому он внес в сенат предложение, чтобы Палланту дали почетное звание судьи первого класса и сто пятьдесят тысяч золотых за то, что он оказал стране такую большую услугу - выработал этот законопроект и убедил сенаторов принять его. Тут с места вскочил овдовевший муж Поппеи Сципион и заговорил с иронией, напомнившей мне Галла и Гатерия, сенаторов во времена правления моего дяди Тиберия.

- Я поддерживаю это предложение. И вношу еще одно: объявить этому выдающемуся человеку всенародную благодарность. Кое-кто из нас, дилетантов-генеалогов, не так давно обнаружил, что он прямой потомок царя Аркадии Палланта, предка того любителя и знатока литературы царя Эвандра, о котором недавно упоминал наш милостивый император, того самого Палланта, что дал свое имя Палатинскому холму. Он заслужил всенародную благодарность, говорю я, не только тем, что составил этот законопроект - неоценимая любезность! - но и тем, что проявил великодушие и скромность, скрыв свое царственное происхождение и предоставив себя к услугам сената, словно он - никто, мало того, соизволив считаться всего-навсего вольноотпущенником императора, хотя и его советником.

Сципиону никто не осмелился возразить, а я прикинулся наивным младенцем, который принял все это всерьез, и не наложил свое вето. Это было бы несправедливо по отношению к Палланту. Но как только объявили перерыв, я послал за ним и рассказал о предложении Сципиона. Паллант вспыхнул, не зная, то ли оскорбиться за насмешку, то ли радоваться, что сенат публично признал, какую важную роль он играет в государственных делах Рима. Он спросил меня, как ему следует ответить, и я сказал:

- Тебе нужны эти деньги?

- Нет, цезарь, я человек состоятельный.

- Состоятельный? Давай послушаем, сколько ты стоишь. Говори правду, я не рассержусь.

- Когда я в последний раз был в банке, я насчитал три миллиона.

- Чего? Серебряных монет?

- Нет, золотых.

- Пресвятые боги! И все - добытые честным трудом?

- До последней полушки. Люди обращаются с просьбой добиться какой-нибудь милости, и я всегда говорю: "Я ничего вам не обещаю". А они отвечают: "Мы и не надеемся, что ты что-нибудь для нас сделаешь. Пожалуйста, прими этот скромный дар в знак признательности за то, что ты был так добр и выслушал нас". На это я любезно улыбаюсь и кладу деньги в банк. Они к твоим услугам, цезарь, если они тебе нужны. Ты сам это знаешь.

- Да, Паллант, знаю. Но я и понятия не имел, что ты так богат.

- У меня никогда не было времени тратить деньги.

И это истинная правда. Паллант работал, как раб на галере. Поэтому я сказал ему, что я позабочусь, чтобы сенаторам не удалось над ним посмеяться, и посоветовал отказаться от денег, но принять звание. Он согласился на это, и я торжественно заверил сенат, что Паллант был очень доволен честью, которую ему оказали, присудив звание судьи первого класса, но предпочитает по-прежнему жить скромно - ему хватает того, что есть.

Сципион не желал уступать. Он внес новое предложение - просить меня, чтобы я уговорил Палланта уступить настояниям сената и принять в дар деньги. Предложение прошло. Но мы с Паллантом стояли на своем. По моему совету он отказал в просьбе и мне, и сенату, и фарс закончился еще одним предложением, выдвинутым Сципионом и принятым сенатом: поздравить Палланта с его бережливостью (читай: скупостью). Это поздравление было, по указанию сената, выгравировано на медной доске. Я думаю, вы согласитесь, что в дураках остались не мы с Паллантом, а Сципион и сенаторы.