Я спросил его как-то, как он относится к фарсу, в который пытаются обратить общение с купленным (как им кажется, с потрохами) артистом нувориши.
Как к фарсу, невозмутимо ответствовал ГЛ. Он мастер черного юмора. При мне один наш с ним товарищ бегал в закулисье, крича: «Мне нужно что-то черное, завтра похороны». Гриша моментально: «Твоей души недостаточно?»
Его песни – его университеты, но теперь его песни – уже наши университеты, в которых постигаются образцы вдохновенного самопоедания, неравнодушной жертвенности, трогательной слабины.
Многим это не понравится, но ГЛ ювелирный матерщинник. Я ходячая иллюстрация того, что мат суть высокое искусство. ГЛ – достойный спарринг-партнер.
Говоря схематически, он похож на свои пьесы. Один из фильмов Вуди Аллен хотел назвать «Ангедония», что означает неспособность к получению удовольствия. Вот ГЛ, познавши цену успеха, лечит от ангедонии. Пусть сейчас за гонорары, сопоставимые с баблом европейских вокальных светил.
Благодаря его вокализам, миллион мужиков получили индульгенцию: «Я тебя не люблю, это я так решил» – и я не уверен, что среди этих мужиков нет мразей.
Но проблема в том, что ГЛ делает свою работу филигранно, а музычка – она и для мразей тоже, даже для пьяниц, почитающих ГЛ своим, даже для чудаков на букву «М», имеющих, как они полагают, право приватизировать ГЛ в силу тождественного мировоззрения.
Сидишь с такими за столом, они с умным видом: у нас с Гришаней биографии рифмуются. Хорошо хоть слово «экзистенция» не вворачивают.
Люди, слушающие его «Водопад», смотрятся хорошо. Знающими себе цену, «ведь для счастья надо – быть с тобою рядом», не надо усложнять.
У него – Анечка и дети, мама и наверняка кто-то еще, кто так же, как он, любит сочинский горний дух, забавы и кто знает, что ангелы существуют; кто не боится «бессонниц», кто на «Лодке» плывет против течения, прощаясь с собой темным, приветствуя себя исполненного светлой славы.
«Что может человек?» – спрашивает он своей песней из свежего альбома.
«Бежать по небу», распознавать «своих» по улыбкам, научиться говорить «прости».
Человек может все.
Даже человеком стать.
Брат Кристовский
Сей этюд посвящаю музыкальным критикам – существам загадочным, вынуждающим меня в отчаянии открыть: это племя я так и не понял, не раскусил, не разгадал, хотя земную свою тропинку уже истоптал до середины.
Я не понимаю, о чем они пишут, я не понимаю, как они пишут. И однажды публично высмеял все эти рецензии, исполненные якобы досконального знания музыкального дела, громоздких терминов и метафор с внятным привкусом раннего Троицкого. И напоролся на распекание: силен ты, брат, обсирать коллег, а вот так – умно, сочно-смачно, с обилием шифровок – сам-то никогда и ни за что не напишешь.
Есть два способа.
Один – не думать об этом.
Другой – отчетливо сознавать, что самое большое, что они могут сделать, – убить. Всего-то.
Я взвился. И решился на настоящую издевку.
Положим, группа в переводе на русский зовется «Ноябрьский черный дождь». Положим, группа выпустила альбом под названием «Коитус в закрытом режиме». Что написали бы девять из десяти наших критиков? А вот что.
Альбом, милый, как герань на окне, как тихий вечер с семьей на даче, сделан в ключе готического индастриала с элементами фанка, давно доказавшего, что огород городить можно только там, где стиль «бамбуковый сакраменто» сочетается в вечным пиликаньем скрипки.
Группа и в предыдущем альбоме обличала Голливуд как империю порока, но делала это, уповая на чистокровное декадентство, подкрепленное гитарным визгом, перекликающимся с антисофтбезумием приснопамятных «Калифорнийских тормозов».
Альбом не поддается никакой четкой жанровой классификации, хотя готический индастриал – явление самодостаточное, как и мегаполисно-хораловый ска.
Понарошку приджазованная четвертая композиция «Поеби меня всерьез» – отнюдь не легковесная заявка на будущее, где, возможно, группа видит себя в нише стопроцентного хаус-соула со струнными вкраплениями.