Сиссела сомкнула губы вокруг своей вилки и улыбнулась. От ломтика картошки ее левая щека чуть оттопырилась. Не слишком красиво, ну да ничего. Зато остальное на высоте: платиновая челка, алые губы, черный костюм. На правой руке четыре массивных золотых кольца, по штуке на каждом пальце. А эти ноготки, всегда словно только что наманикюренные — я уже давно перестала спрашивать, как ей это удается, лишь подавляю вздох и провожу рукой по волосам. Я не успела вымыть голову, помощник Сверкера сегодня опоздал, и мне пришлось все делать за него. А не следовало бы, как считает психологиня из реабилитационного центра — я должна быть женой Сверкера, а не нянькой, но, с другой стороны, о нашем браке она не знает вообще ничего и почти ничего — о запахе грязных памперсов. Эту мысль я гоню прочь и подцепляю на вилку свою картошку.
— Но мы ведь тоже хорошо учились.
— Не всегда и не по всем предметам, — возразила Сиссела. — Мы — односторонние дарования. Местами способные, а местами ни в зуб ногой. Зато целеустремленные, как черти. Так бывает, когда человека бросят на произвол судьбы.
Вместо ответа я поднесла к глазам руку и взглянула на часы. Сиссела подняла бокал с вином.
— Ага, — улыбнулась она. — Заторопились?
Пер уже дома. Он даже побывал у меня в комнате. Минуту назад я услышала, как открылась дверь и кто-то шагнул внутрь. Наверняка он, я узнала его запах, но глаз не открыла и не пошевелилась.
— Спит, — зашептала Анна из холла. — Не буди ее!
Пер не ответил, но мою дверь закрыли тихо-тихо. Через несколько минут послышались голоса снизу. Или, вернее, голос. Пер приступил к изложению обстоятельств дела. Мне не слышно, что именно он говорит, да это и не важно. Аннины преступления меня не интересуют. Больше волнуют собственные.
Мари выключила душ, — обмотав вокруг себя полотенце, как саронг, она завинчивает свои душистые флаконы, когда вдруг слышит крик в коридоре. Безумный вопль, от которого тут же стихают остальные звуки. Несколько мгновений все тихо, а потом тот же голос выкрикивает:
— О нет! Нет! Нет!
Мари выпрямляется, чутко вслушиваясь. Кто-то топоча несется по коридору, что-то с грохотом падает на пол, и секунду спустя коридор наполняется хором голосов, вперемешку дубачек и зэчек.
— Ой, нет! Что? Она? Как? О господи, господи ты мой боже…
Мари закрывает глаза и мысленно ищет меня, хочет ускользнуть из своей яви в мою, но этого я, пожалуй, ей не позволю. Это ее время, а не мое, а значит, я заставляю ее сделать шаг к двери и вытянуть вперед правую руку. Пусть откроет дверь. Пусть увидит, что там.
Сперва ей видна лишь сплошная стена женских спин, одни в синих форменных рубашках, другие — в растянутых ночных футболках. Все стоят и, наклонив головы, глядят на нечто, лежащее на полу. За ними — распахнутая настежь дверь в камеру Анастасии. На серой краске алеют два отпечатка ладоней.
— Насмерть?! — орет Гит. — Насмерть она, блин, я кого спрашиваю?
Мари обеими руками прижимает к груди несессер, потом мелкими шажками приближается к остальным женщинам, втискивается между Леной и Рози. Лена с побелевшим лицом неотрывно смотрит на пол, Рози прижала кулак ко рту. Медленно-медленно взгляд опускается, Мари знает, что там, и не хочет этого видеть — но придется.
Кровь — от нее картинка превращается в подобие пазла, приходится сморгнуть несколько раз, прежде чем я могу разглядеть Анастасию и глубокие порезы на обеих ее руках. После этого силы, видимо, покинули девушку, потому что рана на шее поверхностная и не зияет, она — лишь тонкий алый штрих на горле. Лицо над раной очень бледное, распахнутые глаза глядят в потолок.
— Что, насмерть, да? — опять надсаживается Гит. — Совсем?
Но ей никто не отвечает.
возможная переписка
Стокгольм, 13.03.1971
Привет, МэриМари!
Вот решила черкнуть тебе, узнать, как ты там и что. Надеюсь, в твоем городишке мало что изменилось, пока тебя там не было? Иной раз думаю, каково это — жить в крошечном городке вроде Несшё. Здорово непохоже на Сток? (Хотя ты, наверное, этого знать не можешь, ты ведь никогда в Стокгольме не жила.) Мне кажется, там у вас спокойно, красиво и уютно. Вот бы пожить в таком уютном местечке. По крайней мере с четверть часика. Потом бы я взвыла с тоски и — ноги в руки!
Есть весточки от других членов Бильярдного клуба «Будущее»? От Сверкера, скажем? Хочется тебя чуток предостеречь, хотя догадываюсь, что это бесполезно. У тебя слишком блестели глазки, когда ты на него поглядывала… Береги свою добродетель. У этого парня волчья улыбка!
С учебой как всегда. По истории и обществознанию полный ажур, на днях вот еще и по физике пятерку принесла. Что тут скажешь? Не то чтобы дома меня встречали с фанфарами и почетным караулом, но — хотя бы на ближайшую неделю к плите и мойке гвоздиками не приколотят (N.B. Шутка! У папани больше нет ни молотка, ни гвоздей).