– Нет, Морозов, детям нужно раза в четыре больше, но это ты поймёшь, когда хлебнёшь сполна активной отцовской доли. Но мой тебе совет: побудь отцом сутки, не запрещается. А потом – в полицию. Здравый смысл говорит, что нужно бы прямо сейчас решить этот очень важный вопрос, но ты, вижу, что-то себе придумал и поверил. Не стоит.
– Нин, я как-нибудь сам разберусь, – она меня раздражала своей настойчивостью. Только поэтому хотелось сделать всё наоборот.
– Как знаешь, – коротко ответствовала мать троих детей. – Слушай меня внимательно, потому что ещё одной возможности вот так мило беседовать, у нас может и не быть. Сам понимаешь: дети, ревнивый Помпон, забот полон рот.
– Да они у тебя взрослые почти! – выпалил в сердцах. – вполне могут и самостоятельно чем-нибудь заняться.
– Могут, – Нинка сама покладистость. – Есть одно «но»: после их свободы слишком много уборки и разборок падает на мои плечи. То они кота соседского искупают, то взорвут что-нибудь. Причём пакости делают мгновенно. При мне они опасаются слишком буянить. Итак, ты готов?
Я готов не был, но с удовольствием включил диктофон. Техника нынче на высоте, не обязательно всё запоминать, тем более, в сфере, где я полный профан.
Кое-что я записывал в блокнот: техника техникой, а процесс запоминания всё же идёт лучше, когда ты сосредоточен на предмете, который нужно изучить.
– Смесь варить несложно. Тут важно сделать умно, чтобы никаких комочков. Ведь мы не любим комочки в кашке, да, Пилон?
Я кивнул. Я готов соглашаться с каждым её словом. Я уже так голоден, что и комочки без каши съел бы, но первоочередная задача – кормить малыша.
Чёрт. Без имени как-то совсем кисло. Ну не может же он быть безымянным? Снова пытаюсь дозвониться до Ланы. Глухо, как в тайге.
Курс «молодого бойца» получился слишком коротким, но по существу. А затем я принял бой – малыш проснулся и задал нам с Нинкой жару. Ещё бы: чужие морды в наличии, но ел мой сын отлично.
– Не забывай прикармливать. Следи за животиком. Давай срыгивать воздух, – наставляла многоопытная мать троих детей. – Блин, Пилон, я даже не подозревала, что до сих пор всё вот это помню! Ну, а если что – звони. К тому же, Интернет тебе в помощь. Только всякую чушь не читай, а отправляйся на мамские форумы. Там больше толку и реально ценные советы.
– Я не могу звать его «ребёнок», – морщился, словно у меня все зубы одновременно разболелись. – Не могла эта кукушка документы хоть какие-то подбросить, что ли.
Мы с Нинкой все имена перепробовали. Ждали, что пацан хоть на какое-то отзовётся. Список мужских имён открыли.
– Всё, не могу больше, – упал я на диван. Нужно бы душ принять. Футболка пропотела, волосы взмокли. Вот это марафон. – Остались самые дурацкие имена, типа Калистрата. Но сомневаюсь, что в здравом уме кто-то так ребёнка накажет.
– А мне кажется, ты пропустил. Данька! Данила! – позвала Нинка. Малыш разулыбался. А что, мне нравится. Даже если его зовут не так, будет Данькой. Плевать. Это лучше, чем ничего.
– Смотри, он сидеть пытается, – шмыгнула носом моя боевая подруга. – Вот девчонки пораньше, а мальчишки попозже. Полгода – не больше ему. Ну, семь месяцев максимум.
Данька схватил мою руку и сжал дёснами пальцы. Обслюнявил деловито, что-то промумукал. Не знаю, никогда ничего подобного не испытывал. Да и дети… как бы мимо меня проходили. Издалека. А тут я сижу – и горячо в груди так, что вздохнуть страшно – вдруг там что-то разорвётся.
Нинка поймала мой ошарашенный взгляд.
– Вот! А ты как думал? Так оно и происходит.
Что она имела в виду, я спрашивать не стал. И делиться тем, что чувствую, не мог. Это словно моё, самое сокровенное, то, о чём другим если и расскажешь, в хвастовство превратится, в павлиний хвост распущенный. Незабываемые ощущения. Впервые в жизни. И памперс менять совсем не сложно.
– Па! Па! Па! – зачастил мой ребёнок, когда Нинка уже уходить собралась. Я прижал сына к груди.
– Вот! Папа! – сказал я страшным голосом и сам себя испугался.
– Эх, Пилонище, – взлохматила мне волосы Нинка, – то ли ещё будет! Не забудь: ночью дети тоже едят, так что удачи тебе!
Она ушла, а я с сыном остался. И даже в душ сбегал, обложив пацана подушками. Правда, мылся я быстро, а дверь в ванную открытой оставил – мало ли, но все эти мелочи и неудобства – ерунда на постном масле.
Данька оказался покладистым пацаном: освоился, «разговаривал», тянул всё подряд в рот – я только и успевал выхватывать то ручку с блокнотом, куда мудрости Нинкины записывал, то связку ключей – привычка, бросаю на диван. И спал мальчишка замечательно, а я… не знаю, забывался на время. Лежал рядом, прислушивался к сопению, ощущал тепло, что шло от маленького тельца, и думал.
Всё правильно случилось. У моих ровесников уже и по двое. У некоторых дети – подростки. Да хоть у Серёги Звонарёва – женился в восемнадцать, дочери уже четырнадцать. Или около того. А мне всё некогда было.