«Я крокодила пред Тобою…»

Когда Маринке исполнилось шестнадцать, она влюбилась. Той самой-самой первой, девической, любовью, когда потеют ладошки от одного вида своего избранника. Когда от мимолетного взгляда на него сердце то бьется, то замирает. Маринка приходила из школы и подбегала к окну. Дима жил неподалеку, в частном доме напротив, и из окна Маринкиной комнаты был хорошо виден их двор, большой ухоженный участок, гараж на две машины, небольшой садик и собачья будка с надписью над влазом: «БАРОН». Несколько взъерошенных кошек периодически нарезали круги вокруг собачьего жилища, прежде чем с нечеловеческим криком (ну да, они же кошки) взлететь на дерево. Иногда Дима выходил во двор и разговаривал с собакой. Огромная дворняга утыкалась ему в живот. Маринка с замиранием сердца смотрела, как Димка ласково трепал пса за ухом, гладил его по огромной голове, и с досадой думала, почему она не собака.

В Диму были влюблены все девчонки в классе. Он так сильно отличался от других парней, будто вырос где-то за границей. Отутюженные брючки, наглаженные рубашки с легкими шарфиками, небрежно спрятанными под воротничком, всегда такие чистые, словно их у него триста шестьдесят шесть в году; дорогая импортная обувь, бесконечные пуловеры, джемпера и не менее валютные водолазки под клубным пиджаком. Весь этот дефицит на высокой стройной фигуре венчала белокурая голова с густыми волосами, зачесанными назад и слегка набриолиненными. Когда он вскидывал длинные ресницы, Маринка ныряла в его бездонные темно-голубые глаза, и ей совершенно не хотелось всплывать. Чистая кожа, легкий румянец и потрясающее чувство юмора. Он знал, что нравится всем без исключения, но никогда не пользовался этим кому-либо во вред, потому что его родители до мозга костей были интеллигентными людьми и воспитали мальчика белой вороной. Он не гонял с пацанами по двору, не курил тайком у речки-вонючки за сараями, не пил портвейна и не ругался матом. Его папа был зубным техником. А мама – домохозяйкой. Если бы он захотел, ему разрешили бы курить дома. На его семнадцатилетие родители купили настоящее шампанское, и какая нужда пить при этом в подворотне портвейн? Но курить он не хотел, а на день рождения пригласил самых лучших, по его мнению, девочек из класса. Когда Маринка узнала, что она попала в их число, она заболела. Ее так лихорадило, что Тамара Николаевна всерьез решила вызвать скорую.

– Тебя чего трясет-то так? Температура, что ли? Давай врача вызовем, может, заразу подхватила какую?

Но зараза эта называлась первой любовью, и вылечить Маринку могло только ответное чувство. Она никоим образом не давала понять, что влюблена. Делала вид, что ей на него ровно. Огромными усилиями всего встряхнутого гормонами организма она создавала легкость и беспечность в их общении, непринужденно шутила и сама искренне смеялась его шуткам. Случайные прикосновения, когда они все вместе дурачились и толкались и как бы в шутку обнимались, прошибали ее, как током. Она ждала этих первых взрослых касаний, но все равно уворачивалась от Димки, когда он, шутя, неуклюже-грубовато, как будто он уже взрослый, обнимал ее за плечи или притягивал к себе за шею. К шестнадцати годам Маринка из худого воробышка переросла в стройную, симпатичную, веселую и компанейскую девушку с модной стрижкой и импортными батниками с базы, которой заведовал партийный друг Ивана Ивановича. Все девочки с замиранием несчастных сердечек ждали: ну кто же? Кто станет Димочкиной избранницей? Но Дима ко всем относился одинаково, не выделяя никого. Может, день его рождения что-то прояснит? Во всяком случае, он сузил круг возможных претенденток до количества приглашенных на его праздник. Девочек было шесть. Женя Михайлова, Алла Челза, Ленка Фокина, Лида Дрягина, Катя Лужина и Маринка. Все почти умницы и почти красавицы. Пятьдесят на пятьдесят.