Быстро перебираюсь обратно на пассажирское сиденье, а Обласов усаживается за руль. Он весь мокрый, с его одежды тут же ручьями течёт вода на сиденье. Ноги в грязи выше щиколотки. Он сталкивает туфли прямо на улице, и только потом затягивает ноги в машину, и я почему-то зависаю на контрасте грязных до середины голени брюк и белоснежных носков.
— Отлично справилась, Милана, — кивает, заводя машину. — Ты быстро учишься — мне это нравится.
— Спасибо, — отвечаю не глядя на него. Странный комплимент вызывает внутри меня странную реакцию. — Отвезите меня, пожалуйста, в общежитие.
— Отвезу, — начинает ехать понемногу. — Но позже. Сейчас мне нужно заехать домой.
21
До дома Обласова мы едем молча. Мне нечего сказать ему, да и он ни о чём не спрашивает. Я скорее пытаюсь справиться с некой неловкостью, непонятно откуда возникшей.
Заехав во двор своего дома, он лишь коротко бросает “идём” и выходит из машины. У входа нас уже встречает одна из домработниц, удивлённо глядя на ноги Обласова, на которых нет туфель.
— Проводи Милану в её комнату и убедись, что у неё есть нужная одежда, — бросает на ходу, а сам скрывается под лестницей, оставив на идеально чистом полу грязные следы.
Домработница кивает мне и приглашает идти за ней. И хорошо, ведь я совершенно не помню, где эта комната. Когда я была в доме Обласова в первый раз, то была слишком напугана, чтобы что-то запомнить.
Я и сейчас не то чтобы могу расслабиться, но всё же отдаю себе отчёт, что вряд ли Обласов сейчас ворвётся в эту комнату и станет домогаться. Вероятнее всего он сейчас стоит под душем, отмываясь от грязи.
Внезапно хочется дать себе пощёчину, потому что… в голове вдруг возникает образ Обласова, принимающего душ. Вода сверху, пар, обнажённая спина в каплях…
Зажмуриваюсь и вдавливаю ногти в ладони, чтобы переключиться. Просто я перенервничала сегодня, с самого утра, словно на иголках, вот психика и выдаёт разное-непонятное.
Тоже иду в душ. Запираюсь и дважды проверяю замок. Может, это паранойя, но так мне спокойнее. Быстро ополаскиваюсь, мою волосы. Сушу их феном и выхожу, замотавшись в халат.
В комнате обнаруживаю домработницу, ту, что сопроводила меня в комнату.
— Милана, в шкафу есть одежда. Переодевайтесь и спускайтесь, Демьян Игоревич ждёт вас к ужину.
Я-то ещё от прошлого не отошла… Но Обласов обещал меня отвезти в общежитие, надеюсь, он сдержит слово.
— Ваши вещи я отдам в прачечную, потом вам их привезут.
— Спасибо.
Домработница уходит, а я иду к шкафу и распахиваю дверцу. Его-то и шкафом назвать сложно, потому что это целая гардеробная.
Моргаю, обнаружив полный шкаф разной одежды. Тут и платья, и спортивные костюмы, и пара деловых с жакетами, и лёгкие пеньюары, и бельё… разное бельё — от хлопкового однотонного до вычурных сексуальных кружев.
Внутри поселяется неприятное чувство, что я сейчас надену что-то, что раньше уже носила другая “королева”. Но потом обнаруживаю, что на всём есть бирки — оно новое. И всё моего размера. Я, конечно, всю одежду не перемеряю, но почему-то уверена, что чтобы я не надела — сядет, как влитое.
Бельё моё домработница тоже унесла, поэтому приходится взять из шкафа. Выбираю самое простое на вид и тёмно-синий велюровый спортивный костюм. Обязательно выстираю потом в общежитии и верну обратно.
Стянув волосы в пучок, спускаюсь на первый этаж. Где меня ждёт к ужину Обласов, я не знаю, поэтому осматриваюсь в поисках кого-нибудь, кто мне подскажет, но вижу самого Обласова. Он присел у дивана, на котором лежит крупный пёс. Американский питбультерьер, если не ошибаюсь. Красивый шоколадно-белый крепыш.
Обласов нежно гладит его по голове и мягко треплет по холке. Я замечаю, что он опечален, ведь собака явно больна.
Пёс вяло настораживается, когда я подхожу ближе. Только немного приподнимает брови и уши, а потом снова вытягивает морду по руку хозяина и тихо даже не скулит, а скорее стонет.
— Ему хуже, чем было утром, — говорит негромко Обласов, когда я молча подхожу. — Врач осматривал его, сказал, вирус. Что-то вколол, но Танку хуже. Мне кажется, он не переживёт ночь.
Пёс переводит на меня взгляд, словно соглашаясь с хозяином, а потом снова закрывает глаза и тяжело выдыхает.
— Можно? — подношу ладонь к голове пса. Спрашиваю скорее у самого Танка, чем у его хозяина.
— Можно, — кивает Обласов.
Я глажу пса, и тот совсем не напрягается от прикосновений чужого человека. То ли сил нет совсем, то ли разрешение хозяина — неоспоримый закон для него.
Смотрю на собаку и понимаю, что у него сильно вздут живот. Осторожно прикасаюсь и мягко прощупываю.
— Когда ему откачивали жидкость?
— Какую жидкость? — Обласов поднимает на меня удивлённые глаза. — Ничего не откачивали.
— У него асцит. Это жидкость в животе. И, судя по виду, много. Какое бы ни было заболевание, для облегчения состояния ему должны были откачать жидкость из живота.
Обласов встаёт и вытаскивает телефон из кармана, звонит куда-то, но явно без толку — никто не отвечает.
— Не берёт, — морщится сердито. — Милана, в какую клинику можем его отвезти сейчас?