Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я

Вот почему мы с мадам Брикар так долго все согласовываем, выбирая шляпы, наброски которых содержатся в эскизах. Остается установить формы и объем, чтобы они совпали с линией платьев. Передо мной настоящая выставка спартри[160], они значат для шляп примерно то же, что и туали для платьев. Детали придут позже.

Необходимо, чтобы шляпа подходила одновременно и манекенщице, и платью, дополнением чего она является. Порой это оказывается неразрешимой задачей, двадцать примерок – и никаких результатов. Случается даже, что приходится отказаться от первоначального замысла и создавать нечто новое, подходящее и к платью, и к лицу манекенщицы. Зачем так мучиться из-за шляп, если женщины носят их все реже и реже? Это досадное охлаждение, по моему мнению, произошло из-за реакции на безвкусные головные уборы из соломы, перьев и цветов, с помощью которых во время войны женщины скрывали нищету скудных туалетов. Лично я считаю, что женщина без шляпы не полностью одета. Если молодые женщины без них легко обходятся, это вовсе не значит, что их матери выигрывают, подражая дочерям. Они лишают себя приятной возможности обновить свои наряды. Они не подозревают, что восклицание «Какая ты сегодня красивая!» часто означает «Как тебе идет эта шляпа!».

Как бы то ни было, невозможно показать коллекцию без шляп: манекенщицы, одетые в самые красивые платья в мире, будут выглядеть неодетыми. Это утверждение вовсе не преувеличение: стилем, подчеркнутым шляпой, в некоторых обстоятельствах можно пренебречь, но не во время показа нового силуэта, пропорции которого она подчеркивает. Лучший способ уточнить высказывание – расставить точки над «i»!

Для первой репетиции отбирают небольшое количество моделей.

Мы выбираем или наиболее представительные платья, или те, которые надо отдать на вышивку. Последние, имеющие очень простой крой, требуют особой срочности. Не всем известно, что вышивка производится вручную, как в XVIII веке, иногда даже на станках той же эпохи, в течение месяца или трех недель. Случается, что вся поверхность платья покрывается блестками или жемчужинами, которые кладутся одна за другой. В наше время механики пальчики вышивальщиц представляются нам пальчиками феи.

Ансамбль от Диора, 1954

Но вернемся к первой репетиции. Передо мной проходят двадцать или тридцать платьев самых интересных и разнообразных фасонов. В этот день я наконец спокойно засыпаю, полный решимости дождаться завтрашнего дня, чтобы принять окончательное решение. Удивительно, как прошедшая ночь позволяет отделить то, что тебе не нравится, от того, что запало в душу! Я выбираю модели, которые станут основой коллекции. Именно этот силуэт я хочу утвердить и продолжить впоследствии. Только теперь я могу говорить о новой линии, до сих пор я лишь пробовал составить себе общее представление, еще не зная, смогу ли воплотить ее в жизнь.

Лихорадка последних дней

Отныне коллекция следует своим чередом – репетиции, примерки – что-то добавляется, что-то уточняется. Вот эта модель неоспоримо удалась и послужит образцом для трех-четырех вариантов, у другой – утверждаются пропорции.

А третьи, которые казались классикой, вдруг покажутся надоевшими и уже вышедшими из моды. Так мы и продвигаемся через удачные и неудачные дни, от энтузиазма до отвращения и даже отчаяния. Среди этих противоречивых чувств однажды наступает час, когда приходится безжалостно отказываться от понравившихся моделей. Они не сочетаются с другими, и, даже если вы уверены, что они будут хорошо продаваться, ими придется пожертвовать во имя единства коллекции.

И что примечательно: чем лаконичнее становится коллекция, тем естественнее видятся основные ее линии. Уже ничего не кажется новым, ничего не надо подчеркивать. И по мере того как приближается дата генеральной репетиции, мы наконец понимаем, что наши платья хорошо сшиты. Но мы перестали понимать, какие из них представляют особый интерес, а какие нет. Теперь надо перестать доверять самому себе и своей преданной «подруге» Привычке, которая превращает все, к чему притрагивается, в вышедшее из моды.

Всех вокруг меня волнуют одни и те же вопросы, все очень нетерпеливы, все устали и «раскалены добела». Достаточно одной похвалы, чтобы рассеять сомнение, одного упрека, чтобы вызвать депрессию. Портниха видит, что ее платье «брошено в корзину», и внезапно разражается горькими слезами, считая себя виноватой, хотя виновата модель.

Русская манекенщица Алла Ильчун в манто от Диора, коллекция зима-осень 1953/1954

С такой естественной и трогательной, почти материнской любовью она рассматривает модель как свое дитя и отказывается верить, что оно – не совершенство. Готовая все бросить и получить расчет, эта портниха через два часа берет на себя сложнейшую работу и чудесным образом осуществляет мое новое вдохновение. Ведь все-таки отец всех моделей – я. Мне легко ее убедить, что именно эти платья, рожденные в последнюю минуту, получают больше всего успеха.