Я — легенда

Дрожащими руками Скотт открыл дверцу машины.

– Доброй ночи, мой милый принц, – с горечью произнес здоровяк, пытаясь найти в темноте машины руку Скотта. – Доброй ночи тебе, и пусть твой ночной покой наполнится самыми добрыми сновидениями… – Хриплая икота прервала его прощальную речь. – А я поеду дальше – голодный, холодный… опустошенный. Ты не поцелуешь меня один раз? На прощание, на…

Но Скотт уже выскочил из машины и побежал прямо к автостанции, которую они только что проехали. Мужчина, повернув свою большую голову, смотрел назад, на удиравшего от него во все лопатки мальчика.

7

Раздавался глухой стук: как будто кто-то долбил молотком по дереву; как будто какой-то учитель, пытаясь казаться спокойным, барабанил огромным ногтем по классной доске. Этот стук тяжело отдавался в спящем мозгу. Скотт зашевелился на кровати и перевернулся на спину, судорожно разбросав руки. Тут-тук-тук. Скотт застонал. Затем слабо приподнял руки и снова их уронил. Тук. Тук. Уже в полудреме он раздраженно заворчал.

Вдруг капля воды разбилась о его лицо.

Захлебываясь и пытаясь откашляться, Скотт подскочил на губке. Наверху раздавалось хлюпанье воды. Еще одна капля задела его плечо.

– Что это?

Заспанным рассудком он пытался понять, где находится и что с ним происходит. Широко раскрытые испуганные глаза бегали, пытаясь разглядеть в темноте хоть что-нибудь. Тук! Тук! Казалось, гигантский кулак обрушивается на дверь. Или нет: ужасных размеров молоток стучит по кошмарно огромной кафедре в чудовищно просторном зале суда.

Сон слетел. Скотт чувствовал, как вздрагивает грудь под ударами отчаянно бьющегося сердца.

– Боже праведный, – пробормотал он и перекинул ноги через край губки.

Они погрузились в тепловатую воду.

Ахнув от неожиданности, Скотт дернулся и закинул ноги обратно на губку. Ему казалось, что удары раздаются все чаще и чаще. Тук-тук-тук! Дыхание перехватило. Боже, что это…

Морщась от сотрясения, производимого в голове стуком, Скотт опять спустил ноги со своей импровизированной кровати и погрузил их в теплую воду. Торопливо встал, затыкая изо всех сил пальцами уши. Тук, тук, тук! Скотту казалось, что он стоит внутри барабана, по которому кто-то с неистовством стучит огромными палочками. Хватая воздух ртом, пошатываясь, он двинулся к краю крышки коробки, но поскользнулся на неверной поверхности мокрого пола и, ударившись со всей силы правым коленом о цемент, закричал от боли. Со стоном поднялся на ноги и тут же снова поскользнулся.

– Чертов пол! – взорвался Скотт, но едва услышал себя в почти оглушающем шуме.

В бешенстве он уперся ногами в пол, встал, поднял край крышки и проскользнул под ним наружу. Опять поскользнулся и упал, сильно стукнувшись о пол локтем. Острая как нож боль пронзила руку. Скотт вскочил, но капля воды тяжело хлопнулась ему на спину, и он снова растянулся на полу. Изгибаясь, как выброшенная на берег рыба, Скотт вдруг увидел, где протекает водогрей.

– Боже мой, – промычал он, морщась от боли в колене и локте.

Скотт встал, глядя на то, как разбиваются о крышку коробки и цементный пол капли воды. Теплая вода стекала по его лодыжкам. Он увидел еще один водопад, меньше первого, низвергавшийся с края цементной приступки и брызгами рассыпавшийся по полу погреба.

Долгое время Скотт стоял в нерешительности, глядя на падающую воду и чувствуя, как к телу прилипает теплый, намокший халат.

И вдруг из груди его вырвался крик:

– Печенье!

Он стремглав бросился обратно к крышке, скользя по полу и с трудом удерживаясь на ногах. Поднял крышку за один край, едва устоял и, поскальзываясь на каждом шагу, подтащил ее к кровати и опустил сверху. Сделав это, он бросился бежать по губке. Под ногами хлюпала, вырываясь из разбухших пор, вода.

– Нет!

Он не мог поднять наверх отяжелевший от воды пакет. С перекошенным от страха и ярости лицом, Скотт разрывал пакет, и мокрая бумага расползалась под его руками как салфетка. Светло-серая масса, в которую слиплись набухшие от воды кусочки печенья, поразила его своим видом. Он зачерпнул ее ладонью и почувствовал, как она тягуче потекла скисшей овсяной кашей. С проклятиями стряхнул с пальцев капающую массу, и та, перелетев через край приступки, рассыпалась полусотней вязких, серого цвета капелек.

Скотт встал коленками на губку, не обращая никакого внимания на лившуюся на него отовсюду воду. Его взгляд был прикован к кучке кусочков печенья; от ненависти к преследовавшему его року губы сжались в одну тонкую бескровную полоску.

– Что толку? – бормотал он, резко сжав кулаки. – Что толку? – Капля воды упала прямо перед ним, и Скотт с яростью обрушил на нее кулак. Потеряв равновесие, он свалился на губку лицом вниз. Под тяжестью его тела ноздреватая поверхность губки продавилась, и снизу в Скотта ударили потоки воды.

Трясясь от ярости, он перепрыгнул на приступку и крикнул, не понимая, к кому именно обращает свой гневный выкрик:

– Вам не удастся сломить меня!

Скотт стиснул зубы, и в следующем его выкрике звучали непреклонность воли и вызов року:

– Вам не удастся сломить меня!