Я - Легион

Дни в больнице проплывали медленно, как облака в иллюминаторе пассажирского авиалайнера. Мои художества здесь, вроде бы, постепенно изглаживались из памяти медиков, но не забывались полностью, поэтому отношение ко мне оставалось весьма настороженным. Маришка первые пару дней ходила надутая от моей резковатой отповеди, но потом все-таки оттаяла, и мы почти вернулись к исходной точке в наших отношениях.

А вообще, лежать в отделении интенсивной терапии мне понравилось. Здесь нередко умирали пациенты, и я изредка мог получить доступ к жалким брызгам Силы, что медленно распространялись по этажу с их смертью. Да уж… только вкусив настоящих убийств, я понял, насколько были ничтожны объемы энергии в больницах. В сравнении с любой из моих прошлых жертв, это совершенно несопоставимые величины. Вот вы же наверняка видели сравнительные картинки в интернете, где соотнесены размеры космических тел? Земля, рядом Юпитер, а следом Солнце, Сириус, Альдебаран, Антарес… вот и здесь так же. Сравнивать исход Силы от убийства с энергией, разлитой в этих стенах, все равно что пытаться сравнить размеры Земли и звезды Антарес. Нашу прекрасную голубую планетку рядом даже видно не будет.

Но лиха беда начало! Капля по капле, но я бы сумел накопить достаточный запас для создания и поддержания хотя бы пары-тройки марионеток. Однако же мой дар придерживался совсем иного мнения. Он подобно топке локомотива жадно сжигал даже мельчайшие излишки Силы, оставляя лишь крохи неприкосновенного запаса, которые слабо тлели внутри меня бледным огоньком лучины, не позволяя мне загнуться. И дни шли, а я, фактически, оставался все так же беспомощен и опустошен, как и в первый день своего пробуждения в клинке.

Однако же нет худа без добра, как говориться. Все-таки скорость моего выздоровления все равно оказалась запредельно высокой. Правда, она заметно снизилась, когда меня перевели обратно в мою палату с телевизором, где сразу же нарисовался и извечный полицейский за ширмой, но даже так, врачи периодически удивленно качали головами, поражаясь, какими темпами я иду на поправку.

В этой палате я провел еще некоторое время. Честно, давно уже перестал ориентироваться в днях, но, судя по мокрому снегу за окном и пока еще редким праздничным украшениям, гирляндам и снежинкам, которые появлялись на соседних зданиях, уже близился новый год.

Теперь я уже мог понемногу ходить по палате сам, хотя убедить полицейских снимать наручники с меня хотя бы на это короткое время было вовсе не просто. К сожалению, с улучшением моего самочувствия вернулись и визиты мерзопакостного Гуляева. Он приходил ко мне каждый день и подолгу мариновал своими скользкими вопросами, на большинство из которых мне, в принципе, было бы не тяжело ответить, если б у меня были припасены хоть мало-мальски правдоподобные заготовки. Но чего не было, того не было, и мне снова приходилось вилять, хамить и придуряться, продолжая поддерживать маску засранца, каким я был в отсутствие Силы.

Вообще, я еще долго не мог определиться со своей позицией, потому что с какой стороны не пытался взглянуть на ситуацию, а приходил к выводу, что посидеть мне все же придется. Поскольку дознаватель был убежден, что следствие имеет железные доказательства моей вины, но с материалами дела меня упорно не желали знакомить, я даже приблизительно не мог понять, как они меня хотят прижучить, чтобы выбрать наиболее выгодную линию поведения. Да и могут ли вообще? Если могут, то совсем без разницы, что я буду говорить им или в суде. Признаюсь ли я чистосердечно, или буду все до последнего отрицать. Боюсь, что никакой судья не примет во внимание тот факт, что меня похитили и пытались убить, даже если рассмотрение дела будет максимально беспристрастным.

Во-первых, это будут только лишь мои слова, не подкрепленные ничьими показаниями или доказательствами, потому что все участники этого веселого мероприятия уже покойники. Вряд ли за доказательство похищения сойдут мои шрамы от разорванных наручников на запястьях. Во-вторых, даже если признают все смягчающие обстоятельства, что я убил в состоянии аффекта, да еще и при наличии угрозы моей собственной жизни, то порядок моих действий должен был быть совершенно иным. Как бы законопослушные граждане не прячут в коллекторах трупы, а если прячут, то никакие они не законопослушные, и их следует посадить на бутылку правосудия. У нас ведь оно как устроено? Если кто-то погиб, значит, кто-то должен сесть, и без вариантов.

Много, конечно, было и обратных примеров, когда дело касалось сильных мира сего, и у меня даже вполне мог бы быть шанс пополнить эту статистику, благо, денег хватало. Но тут вишенкой на торте становятся мои замороженные счета, так что я даже не могу нанять себе никакого самого завалящего адвоката, не говоря уже о чем-то большем. Никто со мной не станет работать за обещания, а если и станет, то его запугают точно так же, как запугали Саныча, и придется мне все равно в одиночку противостоять системе, которая хочет меня пережевать и переварить.