Я - Легион

— Ну вот! Потому такие высокие потери среди бойцов твоего спецподразделения! Такой поворот устроит тебя?

— Д-да, спасиб-бо, Андрей Геннадьевич. Это вп-полне может пом-мочь.

— Ну и хорошо. А теперь давай, рассказывай.

— Зн-наете, товарищ генерал, это может проз-звучать оч-чень странно, н-но все ж-же… — Крапивкин начинал заикаться все чаще, что могло означать только сильное волнение. — Хоть особняк и б-был залит кровью по с-самые стены, но чья-то св-ветлая голова решила взять несколько об-бразцов.

— Это с чего это вдруг? — Полицейский искренне удивился, потому что едва ли мог себе представить того трудоголика, который захочет по доброй воле этим заниматься. Обычно криминалистов приходилось чуть ли не пинками заставлять что-либо сделать, а тут такое…

— Нач-чалось все с того, что следователи начали обвинять м-моих бойцов не б-бог весть в чем, когда об-обнаружили на телах н-нападавших во дворе чуть ли не по д-десятку пулевых ранений. Т-там и про месть говорили, и п-про излишнюю жесток-кость, и про из-издевательства над трупами…

— И?

— Н-не знаю, как с-сказать… но вскоре под-добные обвинения сами собой сошли на н-нет. Оказалось, что крови нап-павших на особняк бандитов в коридорах б-было не м-меньше, чем крови моих р-ребят. И это п-при том, что их трупов внутри дома осталось едва ли с п-полдесятка. Основная же м-масса нап-падавших была расстреляна именно в-во дворе.

— Я что-то не совсем понимаю…

— Я т-тоже, но даже расход патронов б-бойцов из внешнего оцепления несопоставим с колич-чеством дырок в п-покойниках.

— Господи, когда же это все закончится?! — Сухов психанул и яростно зашвырнул пострадавшую пачку сигарет в мусорное ведро. — Когда же эта дьявольщина уже закончиться и все снова станет просто и понятно?!

— Не могу знать, т-товарищ генерал…

Глава 2

Целыми днями я теперь лежал в палате, пристегнутый наручниками к койке. Состояние мое значительно улучшилось, по сравнению с тем, что было после покушения, так что в беспамятстве я проводил уже значительно меньше времени. Но, господи, лучше бы я просто был в беспробудной коме! Терпеть эту пытку было просто выше любых человеческих сил! Меня непрестанно ломало, корёжило и выворачивало от того, что мой резерв был пуст. На каждого входящего в мою палату, я смотрел голодными глазами волка и мечтал убить, чтобы окружающее пространство взорвалось от черного тумана, исторгаемого умирающим телом. И даже голос моего разума пасовал перед этими позывами, будучи не в силах выдумать какие-либо объективные аргументы, почему я так поступать не должен.

Однако это все оставалось недостижимыми мечтаниями трехгодовалого карапуза, прилипшего к витрине кондитерской лавки. Ведь даже если б на мне не было наручников, я все еще оставался слишком слабым, и едва ли был способен убить даже комара. Поэтому все что мне оставалось, это украдкой щипать себя, считать до тысячи и делать дыхательную гимнастику в отчаянной надежде, что хотя бы что-нибудь из этого способно помочь на чуть-чуть унять или притупить эту изматывающую и иступляющую ломку.

От врачей, естественно, мое хреновое состояние не укрылось, но они продолжали списывать его на посттравматический синдром, не прекращая пичкать меня всевозможными, вероятно даже психотропными лекарствами. Это, конечно, проблемы не решало, но помогало мне хотя бы спать. Иначе бы я совсем тут чокнулся.

За ширмой все так же неизменно дежурили одни и те же полицейские, три раза в сутки сменяя друг друга. Их я уже даже не пытался разговорить, потому что бросаемые ими каждый раз красноречивые взгляды, яснее любых слов говорили мне, что они гораздо охотнее бы всадили в меня обойму из табельного ПМ, нежели сказали хоть одно слово. Странно, и чего это они на меня так враждебно поглядывают? Если это гаврики Сухова, и он их непрестанно драл, требуя найти меня, так это надо ведь не на меня обижаться, а на начальника. Логично ведь? Но нет, мы будем винить во всем несчастную жертву…

Еще помимо полиции, ко мне в палату входили дважды в день пара санитарок, что проводили над моим малоподвижным телом необходимые гигиенические процедуры.

Первое время меня это весьма напрягало и смущало, что взрослого мужика подмывают две вполне симпатичные молодые женщины, но вскоре гнёт моей необычной абстиненции стал настолько сильным, что подобная мелочь вовсе перестала меня заботить. Я даже с одной из них вроде бы сумел подружиться, что в моем психическом состоянии было равносильно подвигу.

— Маришка, привет! — Я с трудом растянул губы, изображая приветливую улыбку, когда санитарки наведались ко мне в очередной раз. По правде говоря, мне больше хотелось оскалиться, но я понимал, что лишь издержки отсутствия Силы, а не мои настоящие эмоции.