Я, Легионер

В следующую секунду он спустил штаны и побежал к хихикающим девушкам. Смех резко прекратился, его сменили крики взвода. Все увидели веселую картинку: француза с полуспущенными брюками и бежавших девушек, которые время от времени останавливались, чтобы взглянуть на нашего спутника.

— Иллер! — крик шефа-бригадира Ханта охладил пыл легионера. — Ты будешь гнить в карцере, fucking секс-маньяк!

В Чаде не было карцера. Его заменяло довольно суровое наказание под палящим солнцем пустыни — рытье глубоких мусорных ям в песке, и сексуальная страсть Иллера испарилась.

На следующий день мы отправились обратно в Нджамену. Все прошло мирно, без конфликтов с местным населением. Мы обнаружили, что по-прежнему в самом сердце пустыни царит мир, и мы можем вернуться домой. Мы стремились воевать и стрелять с того дня, как нас повезли в Браззавиль, но вместо этого нас послали в Габон. В течение нескольких месяцев мы готовились к настоящей акции и надеялись вступить в бой. Но операций не было, так как пустыня устала от кровавых битв, и уцелевшие хотели мира.

Мы не знали войну, как наши предки, и никогда бы не повторили подвиг капитана Данжу и его шестидесяти храбрых солдат. В тот момент мы видели вещи под каким-то странным углом, но я хорошо помню — большинство из нас испытывали невероятное желание приступить к настоящей атаке и попасть под вражеские пули. Мы были так уверены в себе, что даже не думали, что кто-то может быть убит, что есть вероятность проиграть сражение. Мы чувствовали себя, как группа супергероев во главе с режиссером кассового боевика, в нашем сознании слово «потеря» не существовало.

Мы не понимали, что нам повезло — мы не стали пушечным мясом на улицах Браззавиля. Нам оставалось несколько смен и учений в непосредственной близости от Нджамены, после чего мы должны были передать миссию «Епервье» нашим товарищам из Второго иностранного парашютно-десантного полка. Жара нас томила, но командир взвода поднимал наш боевой дух. Он постоянно показывал, что доволен нами, подтверждая, что мы хорошо справлялись с каждой задачей, поставленной перед нами штаб-квартирой.

Через два дня после того, как мы покинули оазис Фалья, мы снова встретили вертолеты, которые доставили нам драгоценную воду. Во второй половине дня мы подъехали к первым подобиям городов и увидели стадо коз. Кормье подал Солодовникову сигнал остановить грузовик, а затем спустился и подошел к высокому худому негру, который пас стадо. Мы никогда не узнали, на каком языке они говорили и что он ему дал, но через пять минут две козы были погружены в грузовик.

— Сегодня вечером я устрою вам настоящий пир, ребята. Я спрятал две большие бутылки вина, поэтому будем праздновать должным образом по старым традициям.

Этим жестом Кормье хотел выразить нам свою признательность, и мы снова почувствовали, что наш взвод — это наша семья. Все были в приподнятом настроении, так как наконец ощутили себя успешно возвратившимися воинами. В нас не стреляли, но мы были в пасти льва и вернулись целыми и невредимыми, так что мы, в самом деле, выполнили свою миссию.

Наконец, мы добрались до места ночлега и приступили к организации пира. Капрал-механик начал сдирать кожу с коз, а мы собирали ветки для костра. Мы вышли из песков, и теперь вокруг можно было найти какое-нибудь мертвое дерево или кустарник. Мы накрыли большой импровизированный стол, и все достали свои металлические кружки, желая получить несколько глотков игристого красного вина. Командир взвода сказал краткую речь, а затем мы запели все вместе:

Tiens, voila du boudin. Voila du boudin. Voila du
boudin Pour les Alsaciens, les Suisse, et les Lorrains.
Pour les Belges, il n’y en a plus. Pour les Belges, il n’y
en a plus. Ce sont des tireurs au cul. Tireurs au cul.

Эй, вот колбаса, колбаса здесь,

Дадим эльзасцам и швейцарцам, лотарингцам.
Но для бельгийцев — нет больше, нет больше.
Они лодыри.

Настала очередь Кормье поднять тост:

— Pour La Poussiere!

Кружки нужно было выпить до дна, чтобы избавиться от пыли в горле. Эти древние традиции мы проходили в Кастельнодари и теперь применяли их на практике. Разница была лишь в том, что в Европе вино служило нам для борьбы с холодом, в то время как на окраине пустыни оно зажгло боевой пыл и довело нашу кровь до кипения. Мясо было восхитительно нежным и сопровождалось кружкой-другой вина, налитого Кормье.

Вдруг началась стычка. Наш фельдшер-украинец с двумя унтерами стали растаскивать Волыньского и Семеняка, которые поссорились из-за какой-то ерунды. На моем конце стола все было спокойно, пока сидевший напротив меня румын не взял мою металлическую вилку. Он был явно обижен и не забыл наш спор накануне.

— Эй, ты, что-то не так! — закричал я ему. — Не трогай то, что не твое!