Я — легионер. Рассказы

Другие молча обнажали спины, показывали рубцы или открывали рты с остатками зубов. Третьи с кулаками подступали к трибунам и центурионам, растерявшимся от неожиданности и не знавшим, как себя вести.

— Мы страдали при Августе, — продолжал Перценний. — Будет ли нам легче при Тиберии? Не пора ли нам вступать на службу на определённых условиях? Каждый должен получать по динарию. Срок службы шестнадцать лет и чтобы нас не держали потом при знамени и выдавали содержание не гнилыми продуктами, а чистыми деньгами. Почему преторианцы[55] получают по два динария и служат 16 лет? Разве служба у Коллинских ворот опаснее, чем в горах и дремучих лесах?

Крики одобрения заглушили последние слова оратора. Да, оратора, а не актёра. Было вслух произнесено то, что втайне мучило каждого. Человеческое стадо, сдерживаемое суровой дисциплиной, превратилось в народ. Так, наверное, выглядел форум в те времена, когда Гракх произнёс свои знаменитые слова: «Даже дикие звери имеют в Италии свои норы и логовища, а вы, сражающиеся и умирающие за Италию, не имеете ни клочка собственной земли!» Сто пятьдесят лет назад была произнесена эта речь, и с тех пор ничего не изменилось. По-прежнему уделом бедняков являются страдания. По-прежнему богачи наслаждаются жизнью, не зная лишений.

Расталкивая воинов, я бросился к Перценнию, на помощь. Толпа гудела и ревела. Казалось, поток прорвал плотину. Но стоило Перценнию поднять руку, как наступила тишина.

— Братья! — крикнул я что было сил. — Не пора ли нам объединиться под одним орлом?[56] Поодиночке нас сломают! Вместе же мы непобедимы.

Что тут началось! Одни, это были воины нашего легиона, ревели от восторга. Другие возмущённо вопили: «Почему под вашим? Разве наш орёл хуже?» Зависть и соперничество готовы были сделать нас врагами. Положение спас Перценний.

— Друзья! — сказал он в наступившей тишине. — Почему нам не объединить наших орлов, не поставить их рядом?

— Верно! — послышались возгласы.

Тотчас же нашлись энтузиасты, решившие осуществите предложение Перценния. С лагерного вала они срывали дёрн, чтобы насыпать возвышение и в него воткнуть древки с орлами. За этой работой и застал нас легат, прискакавший из Аквилеи. Спешившись, Блез кинулся к тем, кто таскал дёрн. Он останавливал то одного, то другого, пытался вырвать дёрн, словно кусок земли с травою представлял для него опасность. Отчаявшись, легат вытащил меч и, протягивая его воинам, молил о смерти:

— Заколите меня! — кричал он. — Лучше убить легата, чем изменить императору.

Потрясённые настойчивостью Блеза, воины перестали таскать дёрн.

Простирая к нам руки, Блез кричал:

— Зачем прибегать к насилию? Не лучше ли послать гонцов к императору? Выскажите ему свои жалобы! Вспомните, что грозит мятежникам!

Слова эти нашли отклик в толпе. «Если сам легат советует отправить посольство в Рим, значит, он признаёт тяжесть нашего положения и справедливость требований», — рассуждали новобранцы. «Нам не дадут никаких участков, и долгие годы, проведённые на службе, останутся невознагражденными. Мы не новобранцы. Это им нечего терять», — думали ветераны.

На помост выскочил центурион Луций Клеменс. Клеменс был среди центурионов белой вороной. Он никогда не бил солдат и не издевался над ними. Воины его манипула готовы были отдать за него жизнь.

— Ветераны! — начал Клеменс. — Я с вами состарился под орлами. Помните, не всегда я был центурионом. Но и теперь разве я не переношу вместе с вами зной и дожди? Разве у меня лучшая палатка или более сытная пища? Ваша судьба — моя судьба. Ваша слава — моя слава. Ваш позор — мой позор. Верьте мне, вашему товарищу: силой вы ничего не добьётесь. Отправьте в Рим ходатаев, как советует вам легат. И вы, новобранцы! Разве я кого-нибудь обидел из вас? Ударил? Покушался на ваше имущество? Взял деньги, которые вы мне предлагаете в надежде добиться моего благоволения? Скажите, заслуживаю ли я доверия? Если не заслуживаю, я уйду. Пусть другие учат вас и командуют вами. Если же вы мне верите, поверьте и моему опыту. Никогда мятеж не приводил к добру.

Так был потушен первый пожар. Выделили послов. С ними, по настоянию Перценния, должен был отправиться сын Юния Блеза, военный трибун[57] XV легиона. Воины решили дождаться возвращения послов в летнем лагере, так как опасались, что, разъединившись, не сумеют противостоять коварству своих командиров.

Прошло ещё два дня. И пламя возмущения вспыхнуло с новой силой. Ещё до событий в летнем лагере несколько манипулов было отправлено под Наупорт, на укрепление размытой дождями дороги.