Я люблю дышать и только

– Я не хотела вмешиваться в чужую жизнь, – растерялась я. – Но вы тоже не утирали Саньке слёзы.

– Нет. Эти слёзы принесут правильное решение, – бабушка подняла сумку, которую я хотела помочь донести, сделала нетерпеливое движение и вошла в подъезд.

Очень хотелось спросить, куда же все-таки сгинула Алиса? Но при воспоминании одного только выражения лица «А.В.» желание отпадало раз и навсегда.

В тот самый спокойный период жизнь текла почти спокойно.

Редко забегала Марьянка, чтобы рассказать, что она опять показывалась в очередной балетный или танцевальный коллектив. Её не брали, но надо знать хорошо Машку, чтобы хоть на минутку предположить, что она отступится или не использует все возможности вплоть до…

Я работала и училась, как могла. Уставала страшно. Происходило это ровно до того момента пока я не встретила Артёма.

Я забыла рассказать, как я удачно сходила замуж за иностранца. Польза от этого брака была только одна – я совершенствовала сразу три языка: английский, родной язык моего мужа и матерный. Звучит не по-дашковски. Интеллигентный человек должен выражать свои чувства, даже, если они его переполняют – вежливо и деликатно. К сожалению Николя, понимал в некоторые моменты жизни, прекрасно, только татарский язык, то есть, матерный.

Закончилась наша с ним отчаянная любовь тяжелейшим разводом и уговорами с его стороны, попытаться понять, что было не так. Как можно было объяснить человеку, что у нас с ним разное миропонимание, мироощущение, мировосприятие и вообще – разный мир. Единственное, что я, по-настоящему потеряла, прекрасных свекровь и свёкра. Я бы женилась на них обоих, если бы позволял, хоть какой-нибудь закон.

Буква закона предписывала возвращение в обыденную, достаточно сложную новую жизнь.

Все мои однокашницы, как раз успели выйти замуж, или завести сногсшибательные романы. Я должна была начинать все сначала.

Я зашла к Дашковым. «А.В.» встретила меня, словно ничего не изменилось и не прошло несколько лет. Вопрос был только один – куда я собираюсь идти учиться?

– Я не знаю. Может восстановиться в ин. язе. Но мне там, нестерпимо скучно. Спрашивала маму. Она только грустно смотрела на меня, но совета не давала.

«А.В.» совета тоже не дала. Сказала, что в свое время все встанет на свои места.

– Думай и ответ найдётся.

Как раз, когда я размышляла над своей нелёгкой и глупой судьбой встретила Саньку и Машку. Они сидели на Цветном бульваре – все в пуху и радовались, что теперь вещи, которые на них надеты, можно выбросить.

Выяснилось, что Марьяшку бросил очередной многообещающий балетмейстер, который подарил множество дешевых шмоток из Second Hand-(а), который он даже не привозил из загранкомандировок, а скупал у своих бывших пассий. На работу он ее не устроил. Марьянка заливалась то ли слезами от пуха, то ли от горя, то ли просто истерически хохотала.

Санька в пандан ей тоже дрыгала ногами и отбивалась от пушинок и сквозь хохот пыталась рассказать, как она обманула «А.В.».

Я попыталась вникнуть в сбивчивый рассказ обеих подружек и поняла, что не только в моей жизни наступил переломный момент. Я присоединилась к ним. Только я не смеялась, а чихала.

– Правильно, – отреагировала на мою аллергическую реакцию Марьяша. – Чихать на все. Начнем все сначала.

– Что ты предлагаешь? – Спросила я довольно серьёзно.

– Тебя брат устроит на киностудию, а ты перетащишь нас. Там мы разовьем бурную деятельность. Нам ведь только 19 – 20 лет. Девчонки – дел по горло. Поехали.

– Куда ты собралась? – С недоумением поинтересовалась я у Марьяны, который тополиный пух привел к лёгкому сумасшествию. И новое выражение меня удивило.

– Ты едешь к Марку, бросаешься в ноги и, он впихивает тебя на работу.

Почему-то я послушала легкомысленную подругу. Иногда у Машки появлялись от безответственности, очень здравые мысли.

Санька перестала рыдать и хохотать от тополиной радости и задумалась. Лицо ее сделалось напряженным и даже злым.

– А, мне не к кому идти. Вы представляете реакцию бабули? Для нее всегда существовала только Алиса, а я, так. Конечно любимая младшая внучка, но бесталанная. Вкладывать в меня силы и время не было никакого смысла. И вот сейчас, я к ней явлюсь, пред светлые её очи и скажу, что я решила поменять институт, жизнь, профессию.

– Почему ты ее так боишься? Ты не зависишь от нее финансово, ты живешь в своей квартире, – я сурово посмотрела на Саню, пытаясь настроить её на боевой дух.

– Ты, знаешь мою бабушку много лет. Её презрение хуже, чем отказ дать еды или приюта. Ты, когда-нибудь обращала внимание, как шелестят её платья?

– Нет, – я удивилась такому странному вопросу.

– Когда у нее хорошее настроение, платья шелестят как лёгкий ветер, если не дай Бог, её что-то не устраивает – платье влачиться тяжёлым шуршанием, словно на подоле пришиты тяжёлые гирьки.

– Санька, ты не драматизируешь ситуацию? – Марьяна с сомнением посмотрела на посеревшее лицо приятельницы. – Может, ты всё себе придумала, а «А.В.» просто холодный себялюбивый и строгий человек. Она уже не молода, и все её проявления более резкие…