Я люблю Лондон

Дело в том, что из-за периодической отмены моих визитов в родительский дом мимолетные придирки к Алексу и его выбору профессии превратились в откровенные нападки. К концу января мать записала его в дитя любви Гитлера и Мика Джаггера. Для большинства людей музыкант – это человек, умеющий играть на музыкальном инструменте. Для моей матери это непременно лживый, бесчестный наркоман, чья единственная цель в жизни – обрюхатить ее бедную глупую дочь и бросить без гроша с героиновыми «дорожками» на руках в придорожном мотеле. Это уже было откровенной натяжкой – Алекс даже от головной боли лекарств не пьет.

– Ты сказала Луизе раньше, чем родным родителям?

«Ну, Луиза, – подумала я, – младенец у тебя или нет, но тебе не жить».

– Слушай, я не то чтобы не хотела тебе говорить, – начала я, решив поменять тактику. И встать с кухонного пола – я ужасно отсидела задницу. – Я просто не хотела сообщать об этом по телефону. Мне это казалось неправильным.

Оцените, какая я почтительная дочь. Для импровизированного предлога очень даже неплохо. Я на цыпочках прошла к дивану и завернулась в одеяло вместо полотенца. Шикарно.

– Наверное, потому, что это и вправду неправильно, – ворчливо сказала мать, но у меня возникло ощущение, что наследства меня на этот раз не лишат. – Мы еще даже не знакомы с этим твоим Алексом. Так не годится.

– Он не «этот мой», он хороший. – Я глубоко вздохнула, представив, как после дождичка в четверг Алекс будет распивать чаи с моими мамашей и папашей. – Вот вы с ним познакомитесь и сразу полюбите.

– Когда?

Вот блин.

– Скоро? – полувопросительно отозвалась я таким высоким голоском, что заскулили собаки в соседней квартире.

– Привези его домой на мой день рождения.

И это не было робкой просьбой.

– Мы будем отмечать – ничего особенного, праздник в саду для своих, – продолжала мать. – И я хочу, чтобы ты приехала. А если он собирается стать частью нашей семьи, ему тоже лучше появиться.

Я поставила маму на спикерфон и открыла свой календарь. Ее день рождения через три недели. Три очень коротких недели. Не то чтобы я забыла, просто пока мне «Фейсбук» не напомнит, я как-то игнорирую очевидное.

– Это слишком скоро, – медленно сказала я. – И перелет обойдется дорого…

– Перелет оплатим мы с отцом.

Запахло скандалом. Аннет Кларк не сдастся, пока добыча не перестанет трепыхаться.

– Вам обоим. В качестве подарка на обручение.

– Понятно! – Мне стало совсем худо. Дом. Лондон. Англия. Марк. Все, что я оставила в прошлом.

– И остановитесь вы у нас. – Мать уже откровенно наслаждалась победой. – Под одной крышей со мной и твоим отцом. Все, Энджел, ты будешь у меня на дне рождения. Дэвид, открывай «Экспедию»[4], она едет домой!

В ту минуту я могла думать только о двух вещах: во-первых, что я убью Луизу, во-вторых, что Лондона мне не избежать.

* * *

– Не говорила я ей, – жалобно оправдывалась Луиза, когда утром я спешно садилась в такси. До метро далеко, а я уже опаздывала в офис, потому что накануне остаток вечера наливалась домашними «маргаритами», а Алекс гладил меня по голове и отговаривал прыгать из окна. – Это Тим сказал, по ошибке!

– И как же Тима угораздило проболтаться моей матери, что я обручилась? – осведомилась я, ощупью ища в сумке темные очки. Солнце было слишком ярким, а похмелье – слишком сильным. – Отомстил за то, что я ему руку сломала?

Каюсь, было дело. Практически случайно, в день их свадьбы. Не уверена, простил ли Тим меня хотя бы сейчас, два года спустя.

– Нет, – устало сказала Луиза. Говорят, усталость – один из побочных эффектов наличия младенца, и, если верить моей матери, я об этом все узнаю сполна. – Он был в супермаркете, его увидела мать Марка и начала распространяться, что ее Марк собирается в Нью-Йорк на конференцию…

– Марк? – Меня вдруг прошиб пот и затошнило. От ярости. – Тот самый Марк?

– Да, Энджел, тот самый Марк, с которым ты была помолвлена целую вечность.

– Марк, стало быть, – процедила я. – Я только хотела убедиться, что мы говорим об одном и том же человеке.

– Да, Марк. – Это слово будто утратило все свое значение. – По словам его мамаши, он едет в Нью-Йорк на какую-то конференцию, потому что он важная шишка, и Тим упомянул, что ты тоже в Нью-Йорке. Ясное дело, она пристала к нему с расспросами, и он нечаянно проболтался, что ты обручилась. Не нарочно, клянусь, он и не подозревал, что она скажет твоей матери. Согласись, откуда ему было знать, что твоя мать тоже окажется в супермаркете?

– Моя мать там днюет и ночует, – ответила я, глядя, как позади остался Вильямсбург, сменившись магазинными вывесками «Гринпойнта» на польском языке и разнообразными изделиями из «кислотного» денима. – Она живет и умрет в «Уэйтроузе». Удивляюсь, как ей еще не дали там работу.

– Я только объясняю, что это вышло не специально. Честное слово, Тим пытался оказать тебе услугу, – повысила голос Луиза, перекрикивая музыкальную заставку «Топ гир». – Он всегда болел за команду «Энджел».