Я люблю тебя

– Леонардо! – кричу в отчаянии, показывая ему знаками спускаться.

Пока он в спешке сбегает вниз, делаю вторую попытку искусственного дыхания, но Лукреция не реагирует, а теперь вроде бы пропало и сердцебиение.

В это время Леонардо прибежал ко мне: в руке у него телефон, и он звонит в «скорую». Ему понадобилось на это мгновение, как мне показалось.

– Она больше не дышит. – Я обессилена, на глазах слезы. – Прошу тебя, давай попробуем массаж сердца, «скорая» может прибыть слишком поздно.

Леонардо нагибается над Лукрецией и тоже начинает делать дыхание рот в рот. После того, как он вдыхает в нее воздух, я опускаю ладонь на грудную клетку Лукреции и нажимаю, помогая себе второй рукой. Нажимаю пятнадцать раз. Затем снова наступает черед Леонардо. Он выдыхает, а я делаю пятнадцать нажатий.

Смотрю на Леонардо, он – на меня. Он так растерян, таким я никогда его не видела. Его руки дрожат на неподвижном теле Лукреции, а его потухшие глаза ищут ответ в моих.

– Продолжим, – подбадриваю его. Вряд ли это имеет смысл, но просто не знаю, что еще делать.

* * *

Я не могу видеть его таким бледным и напряженным. Хотя чувствую, как силы покидают меня и мне хочется сдаться и расплакаться, я должна быть сильной ради него. «Лукреция, держись, – продолжаю повторять про себя, как мантру. – Держись».

Вертолет береговой охраны прибывает, пока я погружена в эти мысли, даря нам хоть какую-то надежду. Леонардо и я поднимаем глаза к небу. Через несколько секунд после приземления двое врачей «скорой помощи» выходят из него и бегут в нашем направлении с носилками. Объясняем им, что произошло, они наклоняются над Лукрецией, закрепляют ее на носилках, оказывают первую помощь и увозят ее в госпиталь Мессины.

Мы провожаем их взглядом: опустошенные, неспособные сказать или сделать что-либо. Леонардо стал холодным и твердым, как камень. Я касаюсь его руки и ощущаю, будто трогаю статую. Затем беру его руку и крепко сжимаю, возвращая ему немного тепла. Я здесь, с тобой, любимый, не брошу тебя.

Глава 13

Ясмотрю из окна, пока жду Леонардо, и оглядываю улицу, заполненную машинами. Жаркий летний вечер. Мессина зажигается огнями и благоухает жасмином, из порта доносятся звуки паромов. Я не знаю этого города, где никогда бы не подумала остановиться, и чувствую себя не в своей стихии: капризная рука судьбы жестоко унесла меня с молчаливого песчаного острова, чтобы забросить в шумный перенаселенный город.

Я здесь уже пять дней, с тех пор как «скорая» перевезла Лукрецию в госпиталь на вертолете. Мы с Леонардо временно переехали в квартиру, где они жили с Лукрецией во время их семейной жизни. Это он попросил меня поехать с ним, и я сразу же согласилась. А что мне еще было делать? Вернуться в Рим и оставить его одного в такой трудный момент? Я никогда бы его не бросила, хотя мне очень тяжело находиться здесь – в их квартире.

Лукреция жива, но на грани между жизнью и смертью. При ударе о поверхность моря образовалась гематома в мозгу и острый легочный отек. Она погрузилась в кому во время перелета на вертолете, и теперь ни один врач не в состоянии пообещать нам, что она может быть спасена.

Леонардо постоянно в движении между домом и госпиталем, не находя покоя. Он потерян в водовороте боли, которая отдаляет его ото всех и всего, – барьер, сквозь который даже я не в состоянии проникнуть. Неразговорчивый, большую часть времени он проводит в стороне с удрученным видом, в раздумьях. По его лицу я вижу, что он чувствует себя виноватым и ответственным за то, что произошло: не может простить себе, что ранил Лукрецию и подтолкнул ее к этому экстремальному поступку. Мне хочется обнять его и растопить тревогу, которая его терзает, но не знаю, как сделать это: он держит в себе все эмоции и в особенности меня держит на расстоянии. Это меня пугает: если он отдалится, я снова могу потерять его. Но я должна быть сильной, отбросить все сомнения и глупый эгоизм, в который иногда соскальзываю. Сейчас у меня другие приоритеты: Леонардо нуждается в убежище, где может скрыться от себя самого и своей боли. И этим убежищем должна стать я.

Входная дверь открывается у меня за плечами. Леонардо вернулся из госпиталя – бледный и напряженный, как восковая статуя, осунувшееся лицо, обессиленное выражение. Отворачиваюсь от окна и иду ему навстречу.

– Как себя чувствует Лукреция? – спрашиваю самым мягким и сдержанным тоном. Это уже ритуал, и его ответ всегда один и тот же все эти дни.

– Как всегда. – Я вижу, как комок беспокойства сжимается между морщинами у него на лбу. – Никаких улучшений.

– А врачи что говорят?

– Как обычно, – он пожимает плечами, – что она может проснуться через час, или через год, или через десять лет, или вообще никогда.

– А ты с ней разговариваешь, правда, когда ты там? Говорят, что в таких случаях звук знакомого голоса может поспособствовать пробуждению.

– Ну конечно, Элена. – Он покачивает головой. – Я разговариваю с ней, держу за руку, но у меня впечатление, что это ни к чему. – Он разозлен, когда говорит это, разочарованный своим бессилием.