Я люблю тебя

В ее голосе и напряженных чертах лица нет ни капли симпатии или благодарности в этот момент: она просто желает понять.

– Не знаю. Думаю, что жизнь Леонардо, а значит, и моя тоже, разрушилась бы, если бы твое самоубийство удалось.

– Я этого и хотела: испортить вам существование. Когда я увидела вас вместе на том пляже, это было сильнее меня. Я почувствовала себя пленницей сумасшедшего импульса и подумала, что единственным способом наказать вашу любовь стало бы мое самоубийство.

Ее взгляд останавливается на воображаемой точке, затем Лукреция возвращается из мрачных закоулков, в которые унеслась мыслями, и изучающе смотрит на меня. Оглядывает мое лицо, руки, одежду, будто ищет чего-то.

Она изменилась за эти несколько секунд, ее взгляд снова горит оживлением, глаза словно согрелись новой надеждой.

– Это так странно, – говорит она задумчиво. – Мне казалось, я должна ненавидеть тебя, но понимаю, что не могу. И от этого мне еще тяжелее, потому что без этой ненависти я чувствую себя опустошенной, потерянной.

– Мне жаль. Я…

– Не стоит, Элена, – резко прерывает меня Лукреция.

Предугадать настроение и решения этой женщины невозможно, и я не могу себе представить, каково Леонардо было жить с ней.

– Я не хочу, чтобы меня утешали, не хочу вызывать жалость у кого-то. – Сглатывает, затем морщит лоб в горькой складке. – Знаешь что, Элена? Я уже годами хожу к психоаналитику и вдобавок лечусь у психиатра, но только сейчас поняла, что ни ты, ни Леонардо не являетесь причиной моих проблем. Они во мне, и никто не может ничего с этим поделать. Иногда я теряю контроль, не могу справиться с эмоциями, и вся моя энергия вырывается в злобном порыве. У меня потребность причинять боль себе и другим.

Лукреция прерывается и искривляет губы в подобии улыбки, полной боли, горечи, смирения:

– По крайней мере, это версия врачей. И я признаю себя «сумасшедшей», я не страшусь этих слов.

Я слушаю ее, не веря своим ушам, и глубоко потрясена. Лукреция такая маленькая, бледная, напряженная в этой постели, будто она несет слишком тяжелый для нее груз, непропорциональный ее худобе.

– Я поняла еще одну вещь в эти дни, после того как открыла глаза и осознала, что я сделала: все это не имеет никакого отношения к любви. Я была движима эгоизмом, собственническим инстинктом. Может быть, я уже давно не люблю Леонардо, так же, как и он больше меня не любит. Хотя мы всегда будем связаны невидимой нитью, – признает она и делает глубокий вдох, словно желая восстановить внутреннее равновесие.

– Мне пришлось упасть на дно, в прямом смысле, достичь той точки, откуда нет возврата. Порой я думаю, что лучше бы ты оставила меня там, в море. Моя жизнь теперь будет совсем нелегкой. Она и прежде не была безоблачной, а отныне будет еще сложней. Но мне нужно пройти свой путь, и я должна сделать это сама. Я не стану больше убеждать себя, что Леонардо обязан пройти его за меня. Он очень многое сделал для меня, и теперь ему пора отдохнуть, он заслуживает счастья. И возможно… вместе с тобой ему это удастся.

Она опускает глаза, словно стесняясь только что сказанного. Я тоже блуждаю взглядом по сторонам, взволнованная, едва ли в состоянии понять смысл ее слов.

– А ты сможешь быть счастлива без него? – спрашиваю ее надломленным голосом.

– Не знаю, – она пожимает плечами, – но надо попытаться.

– Ты же знаешь, правда, что Леонардо всегда будет рядом? – спрашиваю через минуту.

– Да, я знаю.

Я вижу, как она приподнимает руку в моем направлении, беру и сжимаю ее. Это ее манера помириться со мной, путем молчаливого договора. Мы – две женщины, которые встретились и боролись по воле судьбы, – отныне прекращаем причинять друг другу боль.

Я направляюсь к двери и снова оглядываюсь, прежде чем выйти. Лукреция кивает мне на прощание:

– Береги себя, Элена. И его тоже.

Я смотрю на нее и не нахожу что ответить. Улыбаюсь ей и выхожу, прежде чем она заметит слезы на моих глазах.

* * *

Леонардо ждет меня в коридоре. Он стоит, прислонившись спиной к поручням, глаза светятся, на губах легкая улыбка, словно он уже знает, что произошло.

Он распахивает объятия, и я устремляюсь к нему – бросаюсь на грудь. Наконец-то можно плакать, и эти слезы выражают одновременно боль и облегчение.

Все кончилось. Теперь мы можем начать нашу новую жизнь.

Глава 14

Сегодня первый день лета, и небо Рима с террасы нашей квартиры выглядит безграничным голубым куполом.

Еще до отъезда из Мессины Леонардо попросил меня переехать к нему, в его лофт на Трастевере. Это наша первая совместная квартира, я по-прежнему не могу в это поверить: теперь мы официально стали парой. Мне даже страшно произносить это слово. Мы не перестали быть любовниками, бросающими вызов правилам, с Леонардо только так. Но самое потрясающее – нам нет нужды скрывать свою любовь даже от нас самих. Мы можем произносить «люблю тебя» перед всем миром, наконец-то! И именно этим и занимаемся последние дни – нечто вроде освободительного ритуала.