Я люблю тебя, прощай

«Отлично, отлично, отлично! Офигенная, мать твою, дискотека!» — не выдержав, проорал он маме в лицо. Та замолкла на полуслове, но принялась часто-часто сглатывать и шмыгать носом, вроде как сдерживая слезы. Самый отвратный вечер в его жизни. Жгучая горечь этого вечера пройдет лишь через пять с половиной лет.

Сэм вытаскивает коробок спичек и зажигает сигарету. Должен же быть у человека хоть какой-то недостаток. По крайней мере, пока не начнут расти усы. На душе непроглядная тоска. От нечего делать Сэм чиркает спичками и щелчком отбрасывает в сторону — долго ли прогорят? Занимаются и с шипением гаснут пучки травы. Роса еще не высохла. Четыре спички, пять, десять… Мысли уходят в сторону, и Сэм перестает следить за тем, куда улетают спички.

Непонятно отчего, может, оттого, что совсем недавно ему хотелось кое-кого прикончить, Сэму приходит на ум, что когда-нибудь он умрет. И мама умрет, и папа, и даже Мацек. Более того — когда он, Сэм, умрет, то это уже навсегда. Все останется как было: Эвантон, школа, автобусная остановка, а его не будет. Какие это вызывает ощущения? Сэма переполняет тоска по дому, хотя ему кажется, что у него крутит живот. Он тоскует по детству, куда мыслям о смерти вход заказан.

Надо что-то пожевать, говорит он себе и вспоминает про мамино яйцо с Бартом Симпсоном. Сэм еще не съел его. Яйцо ждет его дома, на столе. Сэм отшвыривает еще одну горящую спичку, сует пустой коробок в карман и отправляется домой.

Это происходит, когда Сэм уже на середине дорожки. Взрыв такой мощный, что в первый миг беззвучен. Только воздушная волна отбрасывает Сэма на землю. Затем раздается грохот.

Роза

Какой-то странный звон в ушах. От шока, что ли? Полиция позвонила Гарри, он — мне, и сейчас мы на его машине несемся в больницу Рейгмор. Сидим, отодвинувшись друг от друга как можно дальше. Гарри, разумеется, во всем винит меня.

— Да пошел ты! Откуда мне было знать, чем он там занимается? — Во мне закипает прежний, знакомый гнев. Господи, какое это утешение, что бы там ни было, снова злиться на Гарри. — Почему его вообще не было дома? Ты знал, что его нет?

— Рехнулась ты, что ли? Я же спал! Еще и восьми не было.

— Какого черта ему там понадобилось?

— А я почем знаю?

Еще какое-то время мы брызгаем слюной, потом затихаем.

— Ничего не понимаю, — признаюсь я. — Что вызвало взрыв?

— Понятия не имею. По-моему, там вообще никто не живет.

Добираемся до больницы, проделываем всю процедуру парковки. Медленно-медленно, как в каком-то дурацком кошмаре. Ряд за рядом объезжая стоянку, ищем свободное место. Все занято. Да пропади она пропадом, эта машина! Бросить ее посреди этой чертовой стоянки, и дело с концом. Прочь с дороги! Я готова смести всех и все, что стоит между мной и Сэмом.

— Ваш сын испытал сильное потрясение, наблюдается некоторое нарушение слуха, есть ушибы, но он оправится, — говорит врач. — Мы ему кое-что дали, чтобы заснул.

Мы стоим по обе стороны кровати, Сэм словно без сознания. Лицо совсем детское, пятнадцати лет никак не дашь.

— Когда мы сможем забрать его домой?

— Нам нужно понаблюдать за ним до завтрашнего утра, но вы, если хотите, можете остаться. У нас имеется семейная палата.

— Я останусь, — говорю я, не глядя на Гарри. Мне сейчас не до него. Может делать что угодно. Может завести себе хоть четырех грудастых подружек зараз. Мне без разницы.

— Я останусь, — начинает Гарри секундой позже меня и договаривает последним. Запнувшись.