Читаем Я люблю тебя, Радиплана полностью

Грузин сел за ее столик, выжидающе посмотрел на Катю. Верка пролетела мимо и обдала обоих презрением. Катя небрежно бросила грузину карточку и пошла рассчитывать седого майора. В вагон вошли еще двое военных, летчик и моряк, и тоже сели за Катин столик, водя глазами по ресторану. Моряк был вполне на уровне, хоть и рядовой, а летчик-лейтенант так себе, мальчишка. Катя направилась к ним и принялась любезничать. На грузина она не обращала внимания, все время чувствуя, как он пожирает ее глазами. Наконец, она сжалилась и подошла к нему.

- Что будем кушать? - спросила она нежно.

- Приедем в Москву, пойдем в "Арагви", - ответил грузин.

"Так я и испугалась", - подумала Катя, а вслух ответила, завлекая.

- До Москвы доехать надо.

- Скажешь, как зовут?

Катя почувствовала, как губы против воли растягиваются в улыбку.

- Катерина... - она тут же слизнула улыбку и сделалась неприступной царицей. - Что вам принести?

- Ай, Катерина! Екатерина Великая! - воскликнул грузин на весь вагон так, что моряк и летчик удивленно и восторженно посмотрели на Катю. - Дай мне пять бутылок пива, одну порцию икры и немножко нежности.

- Нежностью не торгуем, - ответила Катя с обещающей улыбкой и вихляво пошла по проходу за пивом.

Иван Петрович поймал ее в дверях, заискивающе наклонил голову.

- Ты, Катюша, поласковее с ним. Клиент нужный, учти. А нам план натягивать в чистом виде.

- Верку свою на других напускайте, а меня не учите.

Когда Катя вернулась с пивом, директор стоял перед столиком и обрабатывал клиента. Грузин жадно схватил пиво, прилип усами к бокалу.

- Будет организована культурная обстановка. Цветы поставим на столиках...

- Какой столик? Зачем столик? - грузин оторвался от бокала и выпучил глаза на директора. - А где музыка? Где моя прекрасная дама? Где спрашиваю?

- Музыка у нас запланирована, - покорно отвечал Иван Петрович. Имеется полный танцевальный набор, серия "Мелодии и ритмы". В наличии также Алла Пугачева в комплекте...

Катя открыла вторую бутылку с пивом. Грузин схватил Катину руку.

- Красавица, пойдешь со мной танцевать под его запланированные пластинки?

- Пригласите, я подумаю.

- Ой, царица, - горячился грузин. - Приглашаю на встречу Нового года в культурной обстановке. Закажем столик. Гулять будем - на весь Кавказ слышно. Отвечай, царица!

- Она на работе, - ответил за Катю директор.

- Мы на работе, - как эхо вторила Катя.

- Ай, директор. Где твой размах? Тебя тоже приглашаю за наш столик. Всех приглашаю.

Иван Петрович тупо шевелил губами, подсчитывая проценты - сколько их останется до плана, если удастся уговорить грузина.

Верка подбежала к столику: глаза горят, в руках штопор.

- Товарищ директор, вас вызывают на кухню...

- Сейчас, Верочка, сейчас... Разрешите записать? - Иван Петрович склонился над столиком. - Семь пятьдесят с одной персоны, не считая шампанского...

- Зачем разбиваешь мое сердце? - вскипел грузин. - Я свое сказал: или-или! Или царица, или ничто! Новый год отменяется.

- Мы же на работе, - беспомощно твердил директор.

Катя смотрела в окно и тоскливо мечтала о восточном принце по прозванию Тото Ионото.

Стуча на стыках, скорый поезд номер двадцать четыре катился по бескрайней снежной равнине.

3

Ровно в одиннадцать часов сорок пять минут Катя появилась в ресторане. Она шла по проходу, гибко качаясь на черных шпильках и поводя обнаженными плечами. Грузин с грохотом двинул стулом. Военные за соседним столиком замолчали и во все глаза уставились на Катю.

Катя шагнула чуть вбок и увидела себя в зеркале: тонкую, с рыжей копной волос на голове, с глазами, удлиненными краской, с серебряной брошью на груди - ну прямо дикторша с голубого экрана, сейчас улыбнется сразу пяти миллионам и скажет: "Добрый вечер, товарищи телезрители, начинаем нашу грандиозную передачу из вагона-ресторана..." Катя зажмурилась от счастья и шагнула к грузину. Тот неровно задышал, начал щекотать Катину руку тонкими усиками.

В вагон ввалилась веселая компания кочующих артистов, которые сели в поезд в Ростове. Катя подняла голову и надменно глянула на артистов. Те разом смолкли, ослепленные ее красотой.

- Пять баллов! - прошептал моряк за соседним столиком.

Катя уселась, влажными глазами посмотрела вокруг. За окном тревожно уносилась густая мгла, а на столе все переливалось и трепетало. Бутылки выжидающе покачивались в подставках, икра плыла в ледяной воде, лососина бесстыдно развалилась на части, белоснежно сверкали салаты - весь ресторан выложили на стол ради Кати.

Грузин возился с бутылками.

- Что прикажешь? - спросил он, пожирая Катины плечи.

- Может, мы все-таки познакомимся, сообщите на всякий случай ваши инициалы, - выпалила Катя одним духом, без запятых: она слышала в рейсе эти слова от одной стильной дамочки, сидевшей за ее столиком.

Грузин остолбенело уставился на Катю:

- Прости, красавица, прости нахала. Шотой зови. Шота Бакрадзе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза