Читаем Я люблю время (Сказка-ларец) полностью

Я люблю время (Сказка-ларец)

Роман "Я люблю время" (сказка-ларец) Я старался писать иначе, другими "мускулами", нежели "Кромешник", либо "Нечисти".Но это не значит, что я хотел написать хуже.:-) Новый роман — не продолжение "Нечисти", нет и нет. Но, быть может, эти два романа не совсем чужие друг другу.:-)В главе 14 я поместил стихотворение Марины Серебро из Петербурга: "300 секунд" (она не против, за что ей искренняя моя благодарность).

О'Санчес

Поэзия18+
<p>О'Санчес</p><p>Я люблю время (Сказка-ларец)</p>

Я ЛЮБЛЮ ВРЕМЯ

(сказка-ларец)

Вдали от галактических туманов,

Где только Время воет в чистом поле,

Я проникал сквозь мерности Вселенной

И насчитал их бесконечно много.

И поиск невозможного итога

Занес меня в пургу огня и тлена.

Там, на границе воли и неволи,

Живет пылинка цвета Океана.

Так я обрел случайную потерю:

Квант бытия в неведомом когда-то,

Где он, послушный магии генома,

Очаровал случайную планету…

Я обнял небо соколом рассвета,

Дивясь великолепию земному,

И обернулся вороном заката,

Читая руны в звездной полусфере…

И понял я…

* * *

Я воин воли

Мечом созидающей,

Мира жаждущий.

Г Л А В А 1

Идеалист — это человек, уверенный, что лучше видеть мир таким, как он есть, а не таким, каков он кажется. Наверное, это обо мне.

Полуденное солнце прошивает улицу насквозь, и дома, ее образующие, вынуждены подгрести, подобрать тени под себя, чтобы они не усохли и не рассыпались в начинающемся пекле на блики и зайчики. Навстречу солнцу из недалекого моря робко течет ветерок, я чую его сквозь оконное стекло, не носом, так памятью, но и он, что называется, не боец: от силы полчаса — и переметнется на сторону сильного, и будет он не освежать своим дуновением спины и щеки зазевавшимся прохожим, а, напротив, обжигать их полученным от солнца огнем, да к тому же и соленым…

Но пока еще 'мертвый' час не наступил, и улица не опустела… Я невидим в своей лоджии-эркере на втором этаже и несколько секунд почти в упор могу рассматривать девушку, идущую навстречу. Лет шестнадцать ей, и она не замужем, если верить ее внешности, прическе и одежде, а почему бы и не верить? Это особое, но Средневековье, здесь не попанкуешь с протестами против покрытых плесенью взрослых, здесь нравы устоявшиеся и жесткие, хотя и не жестокие, нигилистов выпалывают беспощадно и споро. Революционеры в любом обществе — это как говно в кишечнике: величина переменная, но постоянная, ну так вот в моем Вековековье их нет. Убивать не убивают, народ в целом незлобив и отходчив, но — секут пребольно, месяц потом провинившемуся задницу на отлете держать, желательно при этом пользоваться ею пореже… Ремень и розги — это вечные козыри прикладного гуманизма.

Она улыбается, эта простенькая девчушка, она счастлива, как может быть счастливо юное растение, живущее не умом и воспоминаниями, но каждой клеточкой своего тела, каждым мгновением короткой своей судьбы… Она идет, и — чок-чок-чок — деревянные башмачки ее, каждый размером со взрослую медицинскую утку, словно целуются с нагретой и безобидной, по светлому времени суток, мостовой… Модница… Я ее не видел раньше… во всяком случае, не припомню. Как она молода и чиста!.. Особенно в сравнении со мной, так долго живущим. Жизненный опыт — он как многолетняя пыль, норовит все краски окружающего мира сделать тусклыми.

Впрочем, все относительно, даже и сама юность: однажды, в другом мире, девушка не многим старше этой, сказала мне как-то: 'Юность — это возраст, когда тебе уже не улыбаются педофилы…'

Пойти за ней, да познакомиться, что ли? Приволокнуться, как это принято говорить среди тамошней золотой молодежи. Да нет, это я так шучу сам с собой, на фиг мне никчемушные войнушки и бесполезные объяснения с целыми кварталами, заселенными 'ейными' родственниками, наверняка тупыми ремесленниками; тем более, что жениться я не собираюсь, и сегодня у меня в Питере дела. Теоретически я, пожалуй, мог бы попридержать время в этом месте, в смысле — сделать нечто вроде волшебной трехмерной видеозаписи с полным 'сенсонабором' и после питерских заморочек заскочить сюда, проследить хотя бы, куда и откуда эта девушка идет, и зачем… Но овчинка выделки не стоит, ведь вернусь я из Питера усталый, голодный… Или, наоборот, сытый, но все равно усталый, и не до теток мне будет…

Тетки — на нынешнем современном молодежно-убогом языке, на котором я сейчас говорю, это — если кто не знает — девушки и женщины, чей возраст и привлекательность позволяют их так называть, без риска обидеть и уязвить. Я влюблен в теток, как в класс, но ни в одну конкретно. Ни под каким видом! Брысь, брысь, проклятая, другим дурачкам сердце высушивай!

Хорошо бы еще в Пустой Питер предстояло, но я только что оттуда и с утра до полуночи должен успеть поработать свои восемь часов и поболтаться по Полному… Питеру…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Партизан
Партизан

Книги, фильмы и Интернет в настоящее время просто завалены «злобными орками из НКВД» и еще более злобными представителями ГэПэУ, которые без суда и следствия убивают курсантов учебки прямо на глазах у всей учебной роты, в которой готовят будущих минеров. И им за это ничего не бывает! Современные писатели напрочь забывают о той роли, которую сыграли в той войне эти структуры. В том числе для создания на оккупированной территории целых партизанских районов и областей, что в итоге очень помогло Красной армии и в обороне страны, и в ходе наступления на Берлин. Главный герой этой книги – старшина-пограничник и «в подсознании» у него замаскировался спецназовец-афганец, с высшим военным образованием, с разведывательным факультетом Академии Генштаба. Совершенно непростой товарищ, с богатым опытом боевых действий. Другие там особо не нужны, наши родители и сами справились с коричневой чумой. А вот помочь знаниями не мешало бы. Они ведь пришли в армию и в промышленность «от сохи», но превратили ее в ядерную державу. Так что, знакомьтесь: «злобный орк из НКВД» сорвался с цепи в Белоруссии!

Алексей Владимирович Соколов , Виктор Сергеевич Мишин , Комбат Мв Найтов , Комбат Найтов , Константин Георгиевич Калбазов

Фантастика / Детективы / Поэзия / Попаданцы / Боевики