Я люблю зверя

— Анника, ты хоть понимаешь в каком ты положении? — отец чуть не схватил меня за плечи, но остановился и обошел меня. Не хочет видеть. Он злиться и пытается не сорваться, но видимо я этого в тот момент не понимала, так как продолжала давить на него дальше.

Я повернулась за ним, схватила за руку, начала чуть ли не молить:

— Папочка, пожалуйста, не надо, — я покачала головой, не хотела верить в то, что услышала, — я ведь не совершеннолетняя, как я могу выйти за него?

В Элите вообще было не принято выходить сильно рано замуж. Как только становился совершеннолетним, тебя представляли Элите, а потом ты мог гулять несколько сезонов. Наслаждаться своей свободой и немного, как у нас говорили, выгулять зверя. А еще была возможность для одаренных найти себе наставника и заниматься своим даром. И обычно на сезон третий или четвертый, дамы предпочитали выйти замуж или у них уже были потенциальные ухажеры, ну а мужчины, обычно готовы были лишь к тридцати. У нас это считается вообще золотым возрастом, учитывая, что метаморфы жили по 130–140 лет, причем выглядели молодо чуть ли не до семидесяти.

— С моего и конечно же с разрешения короля — можешь. Учитывая ситуацию, ты должна уже выйти замуж.

— Папочка, ничего не было. Мы ничего не делали и нас…

Отец махнул рукой останавливая мои признания.

— Это не важно, Анника…, - потер переносицу, — все видели одно. Тебя и его наедине, плюс ко всему письма. Я одного не понимаю зачем ты написала ему письмо? Раз между Вами ничего нет. Что тебе скрывать? — задавая вопрос отец подошёл и наконец-то посмотрел на меня.

И я рассказала.

Что нас подставили, что я даже не знаю, что написано в письме Маркуса. Как я видела победоносное лицо Нейвары и считаю, что она виновница сей ужасной ситуации.

Отец выслушал, молча не перебивал. Я была рада уже этому.

— Вот так, если хочешь, воспользуйся даром. Мы можем зайти в библиотеку, и ты увидишь прошлое. По крайней мере, те минуты, что мы провели в библиотеки. Ведь, ты всегда сам говорил, что место помнить. Оно имеет память.

Я смотрела на отца переполненная надеждой. И с таким нетерпением ждала ответа, что казалось слышу стук собственного сердца.

— Я уже заглядывал в прошлое, это было первое, что я сделал. Но ты прекрасно знаешь Анника, что я лишь вижу, что происходило в тот или иной момент отрезка времени и в определенном месте, но не слышу. Лишь действия, события, но о чем говорят услышать не дано, как будто смотрю все без звука. Так что со стороны было видно лишь, то, что вы, запыхавшись прибежали друг другу, чуть ли не упали в объятья, а потом начали разговор и показала ты бумагу, и знаешь ли, тут разное можно подумать. От твоего признания, стало чуть понятней, о чем вы говорили, но это не отнимает момента, что вы бежали именно друг другу и были одни, так еще и в тайне. И письма говорят против вас, даже если вы его не писали.

Я услышала логику отца и принимаю ее, но мне был важен вердикт, и я ждала его с затаив дыхание.

— Ох, Ника.

Он тяжело опустился обратно в кресло и было видно, что уже не сердится, не злится. Остыл и теперь уже думает, как поступить более правильно, не думаю, что папочка захочет видеть единственную дочь несчастной и присев обратно в кресло напротив, решила подтолкнуть его. Немного надавить, а точнее, как и в детстве уговорить. Так как видела, что его настрой изменился и он в меня уже кидаться молниями негодования не будет.

— Папочка, я не люблю его. Я не хочу замуж. Тем более за Маркуса Рориевира.

А чем он тебе не нравиться, зайка? Я думал, вы хорошо сдружились, да и последнее время он оказывал знаки внимание тебе, уж это ты не будешь отрицать?

Вот же, вонючий кальмар ему в… с этой его просьбой, одни проблемы поймала, но папе же про это не расскажешь. Для него это точно будет, как красная тряпка для быка, тогда, точно скажет выходить замуж, раз на такие авантюры соглашаюсь. Я опять заламывала руки и пыталась придумать как ответить.

— Мы и правда подружились, но на этом все. Он лишь друг.

Не знала, что еще сказать, не появлялись в моей голове гениальные оправдания и объяснения.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал отец посмотрев на меня, — и я не буду врать, Ника, даже ради тебя. Ты знаешь, что моя совесть не позволит опорочить мой дар. Но раз ты не хочешь замуж, значит не выйдешь. Даже если мне будет стоить целого состояния или имя Редверсов, но ты ведь понимаешь, что это может стоить для тебя?