Читаем Я Лорд Вольдеморт полностью

Я Лорд Вольдеморт

Она обвела глазами третьекурсников, уставившихся на лежащих перед ними мёртвых гусей с таким видом, словно птицы были больны проказой. Наконец, слизеринка Корвина Малфой нерешительно подняла руку:

— Мы что, должны будем их разрезать? — судя по виду девушки, от одной мысли об этом ей становилось дурно.

— Да, — рассмеялась профессор, — вы должны будете провести вскрытие. А теперь, пока я хожу за скальпелями, произнесите соответствующие заклинания.

Застонав, третьекурсники потянулись за палочками, а учительница вернулась к своему столу и занялась поисками шкатулки с инструментами.

Голова заболела так резко и сильно, что ей пришлось сесть. Закрыв глаза и стараясь не трястись, профессор Камден прилагала все усилия, чтобы сдержать уже знакомую тошноту. Второй раз за день перед её глазами появилась эта картина: юноша по фамилии Риддл, её лучший студент, стоял в кругу огня, и языки пламени вырывались у него прямо из сердца. И снова та же бледноликая фигура со спичками в руках. И маленький мальчик с окровавленной, разорванной грудью.

Камден захлопала глазами, пытаясь отогнать видение, но бесполезно:

— Слишком поздно, ему уже не помочь, — бледный человек расхохотался, и видение начало блекнуть. Камден охватила паника. Неужели Том изменил свои планы? Она же сделала всё, что от неё зависело, — он хотел пойти учиться и не пошёл. Впрочем, может, всё дело в том, что он собирался делать потом… И занялся этим сейчас, коль скоро выпала свободная минута. Смех человека с белым лицом подтвердил её правоту, и она непроизвольно вскрикнула, вызвав изумленные взгляды третьекурсников:

— Ариана Камден, дура набитая, что же ты натворила?!

* * *

Том вывел в дневнике последнюю завитушку и опустил перо. Он чувствовал себя ещё хуже, чем раньше, — Риддл устал, к горлу подкатывала тошнота, но сейчас ничто не имело значения, главное — закончить с дневником. На первых страничках были разбросаны грустные заметки о нём и его жизни, однако он не мог не отметить, что шарм и обаяние делали его в глазах девушек просто неотразимым, — хотя бы для того, чтобы новый владелец дневника не воспылал к нему ненавистью. А потом он наполнил страницы рассказами о Потайной комнате, стараясь, чтобы они прозвучали завораживающими и удивительно интересными. Там было рассказано все: и про василиска, и про местонахождение Комнаты. Себя же Том обрисовал весьма схематично, стараясь скрыть лучшую часть своей личности, которую он считал слабой, — из-за того что, впервые открыв Комнату, он здорово струсил.

Образ Тома, каким он обрисовал себя в дневнике, был жестоким, этот лучший студент Слизерина обожал убивать, ненавидел Дамблдора (а не боялся его, как было на самом деле) и Рубеуса, у него никогда не было друзей. С настоящим Томом дневниковый образ не имел почти ничего общего, но Том не считал это неудачей: человек, что открывал Комнату, должен был быть безжалостным и решительным, а не дрожащим от страха перед возможным разоблачением, не трепещущий перед убийством.

Теперь дело было за колдовством.

Том всю ночь провел в поисках правильного заклинания, но так и не нашел ничего подходящего. Тогда он скомбинировал несколько других и, использовав свои знания в Рунах, довёл изобретение до ума. Риддл со вздохом опустил дневник на ближайший шахматный столик и по памяти прочёл:

Кому дано задать вопрос:Как подчинить ту книгу Тьмы,Что родилась в потоке грёз,Не нарушая тишины.

Она дождётся того дня,Пока её не потревожит,Единственный, чья доброта,Ключом бить бесконечно может,

Кому теперь узреть дано,Что сердце, ей открывшись, станетТяжёлым камнем? Ведь онона дно наивного потянет.

А мысли автора? Того,кто рядом быть уже не может,Чью невиновность так давноНизвергнули и растоптали тоже?

Чей, наконец, пробил тот часУзнать, что книга может сделать?Чей ум она настигнет в раз,Захватит разум, душу, тело?

Надёжно пронесет онасквозь годы тайну назначенья,И мысль о власти никогдаНе уничтожить из ученья.

Чернила просохли,Но здесь — не конец!Они — невидимки,Взгляни же, слепец…

Сначала ничего не произошло, страницы дневника затрепыхались на игривом ветерке. И вдруг надписи начали бледнеть и исчезать прямо на глазах. Из груди Тома вырвался вздох облегчения. Он боязливо подобрался поближе к дневнику и потыкал его палочкой.