Я, Лунин…

Стволы огромных вековых сосен уходили куда-то в небо и там, высоко наверху, раскрывались гигантскими причудливыми зонтами веток, защищающими территорию загородной резиденции губернатора Среднегорской области Сергиевича от палящего полуденного солнца.

— Я не помню, чтобы у нас в начале мая такая жара стояла. — Сергиевич налил себе полный стакан холодного, только что принесенного из холодильника кваса и, с удовольствием сделав большой глоток, облизал губы. — Налей кваску себе, Павел Дмитриевич. Жара ведь невыносимая.

— Может быть, перейдем ближе к основной теме, Иван Юрьевич?

Сидящий напротив Сергиевича владелец крупнейшей в области компании, специализирующейся на дорожном строительстве, Павел Рассказов не был настроен столь благодушно, как губернатор. Его цепкие, чуть прищуренные глаза внимательно следили за собеседником, а на лице постепенно проступало плохо скрываемое раздражение. Однако губернатор не замечал, или делал вид, что не замечает, состояния своего визави.

— А ведь два года назад на майские праздники у нас снег выпал, еле успели все к демонстрации расчистить.

Сергиевич отхлебнул еще квасу. На этот раз губы облизывать он не стал, а вытер их лежащей перед ним на столе салфеткой.

— Ну что же, Павел Дмитриевич, — губернатор небрежным жестом бросил смятую салфетку обратно на стол, — вижу, ты торопишься сильно. Весь в делах.

Сергиевич едва заметно усмехнулся, после чего его лицо в одно мгновение стало необыкновенно серьезным, каким оно и должно быть у государственного чиновника столь высокого ранга.

— По основной теме могу сказать тебе одно — это дорого, очень дорого. Не факт, что потянешь.

— Сколько? — Собеседник губернатора по-прежнему не был склонен к многословию.

Сергиевич откинулся на спинку плетеного ротангового кресла и некоторое время изучающе рассматривал сидящего напротив него человека. Когда он наконец заговорил, в его голосе звучало явное сомнение.

— Павел Дмитриевич. Я понимаю, в нашем регионе твое «Сибдо», можно сказать, крупнейший игрок, но и ты должен понять: этим контрактом не только местные интересуются. Это такой пирог, что всем нравится.

— Сколько, Иван Юрьевич? — настойчиво повторил Рассказов.

— С учетом того, что весь комплекс работ оценивается в семнадцать — восемнадцать миллиардов, — начал было неторопливо рассуждать Сергиевич, но под тяжелым, пристальным взглядом Рассказова вдруг запнулся, — миллиард.

— Сколько? — изумленно переспросил Павел Дмитриевич. — Не чересчур будет?

— А я не знаю, Павел Дмитриевич, — невозмутимо отозвался Сергиевич, — как это для тебя будет, чересчур или нет. Ты мне сам скажи. Если для тебя циферка неподъемная, так есть другие люди, у которых карманы могут пошире оказаться.

Над столом, стоящим на открытой, расположенной в тени уходящих в небо сосен террасе, повисло напряженное молчание.

— Это всего шесть процентов от суммы контракта. В конце концов, не так уж и много. — Губернатор вновь потянулся к наполненному холодным квасом графину.

— Не много? — возмутился Рассказов. — Из этого проекта максимум, что можно выдавить, — это пятнадцать процентов.

— Два с половиной миллиарда, — мгновенно подсчитал в уме Сергиевич, — очень даже недурственно. Тебе полторашечка, между прочим, перепадет.

— Я сказал, максимум, — мрачно покачал головой Павел Дмитриевич, — по факту это может быть и двенадцать, а то и всего десять. Да и к тому же мне ведь средства будут поступать поэтапно, траншами, а вы свой процент, я так понимаю, хотите снять прямо сейчас полностью.

— Так что, дорогой мой, ты отказываешься? — Губернатор прищурился, поднося к губам стакан с квасом. — Хоть кваску тогда выпей, а то непонятно ведь, зачем приезжал тогда.

— Я должен подумать, — поднялся из-за стола Рассказов.

— Сутки, — мгновенно сориентировался Сергиевич, — не больше. И, если завтра я получаю четкий положительный ответ, еще трое суток на то, чтобы перечислить деньги.

Павел Дмитриевич коротко кивнул и, не попрощавшись, тут же сбежал по ступеням террасы и торопливо зашагал по выложенной брусчаткой дорожке в сторону гостевой парковки.

* * *