Я, Мая Плисецкая

Вечером на спектакль приходит третий Кеннеди - Эдвард. После конца он поднимается на сцену, говорит „фантастик" и целует в обе щеки. Это по поручению Боба, объясняет он...

А потом Юрок закатывает прием. В мою честь. Передает телеграмму от Родиона. Мы пируем до глубокой ночи. Куплеты, танцы, все меня любят, всем я мила... Метрдотель мягкой поступью приближается к столу: „Телефон, мисс Майя"... Покаржевский смолкает на полуслове - вот оно, - весь напряжен...

Беру трубку в тесной кабинке возле бара. Это опять Роберт Кеннеди. Долго и горячо что-то мне объясняет. Ничего не понимаю. Здравомыслящему западному человеку невозможно уразуметь, что я совершенно ничего не понимаю по-английски. Ни единого слова. Включаю свою пластинку: Thank you... Also... Best wishes... Подумает Министр наверняка, что я совсем дурочка. С таким репертуаром слов и не пококетничаешь...

За несколько дней до моего следующего дня рождения, который я на сей раз отмечаю дома, в Москве, Роберт Кеннеди вновь напоминает о себе.

Анастас Иванович Микоян, вернувшийся только из Америки, шлет мне на дом со своим помощником поздравление к 20 ноября. От Роберта Кеннеди. Пять фарфоровых бледно-сиреневых гвоздик - царственной красоты. С прожилками, пестиками, листвою. Совсем живые, совсем взаправдашние. По инерции тяну шею вдохнуть гвоздичный аромат. Спохватываюсь. Это - искусство, не природа...

С тех пор гвоздики эти навечно стоят в вазе на моем спальном столике нашей московской квартиры...

Через день после дня рождения - 22 ноября - у нас опять гости. Доедаем Катины яства - выйду на следующий спектакль толстая, в пачку не влезу, доотмечаюсь... Телефонный звонок: включите телевизор, в Джона Кеннеди стреляли!..

Приникаем к экрану... Ловим каждое слово... Президент убит... Несчастная Жаклин... Я и сейчас нервами помню чувство оцепенения, пустоты, охватившее меня в тот слякотный страшный московский вечер - кто? зачем? негодяи!..

Следующая поездка Большого балета в Америку произошла весной 1966 года. К 20 ноября - это уже стало нашей милой традицией - и Роберт Кеннеди, и я старались отыскать оказию, чтобы поздравить друг друга. Ясное дело, наши поздравительные „приветы" были на виду у... КГБ.

За неделю до отлета в Нью-Йорк меня пригласил к себе в кабинет Михаил Николаевич Анастасьев. Он был тогда первым заместителем директора театра и был назначен возглавить американский тур 1966 года.

Анастасьева я вспоминаю добром. Несостоявшийся музыкант, брат заметного театрального критика, человек приветливый и отзывчивый, тяготившийся, как мне казалось, чиновными веригами. Он и кончил совсем плохо, выбросившись из окна после публичной партийной порки за обнаружившийся страстный роман с женщиной вдвое его моложе. Кто-то всплеснет руками, ах, Анастасьев, такой-сякой, мне он не помог, и прочая. Не буду оспаривать. Ко мне Анастасьев был добр.

Майя Михайловна, познакомьтесь, пожалуйста, это Михаил Владимирович, он будет одним из моих заместителей в поездке.

Конечно, у Михаила Владимировича была и фамилия, но, входя в исправление высокой руководящей должности, Михаил Владимирович оставлял ее как бы за скобками, в тени. Так и величали народного предводителя просто Михаилом Владимировичем - с почитанием и показной любовью... Путает память моя бесфамильных полководцев наших, Михаилов Владимировичей, Сергеев Ивановичей, иванов Даниловичей, но за мою жизнь их было пруд пруди...

Майя Михайловна, - наконец отворяет щербатый рот новый пришлый полководец, - был я позавчера на „Спящей красавице", знаете. Какая же вы замечательная артистка! Сколько вынес впечатлений!..

Излив вдоволь книжных восторгов, приступает к цели. Выражение его серого лица выдает немудреный замысел.

Листал я тут, знаете, энциклопедию, кто когда родился интересовался, и натолкнулся, знаете, на поразительное совпадение. Оказывается, вы с сенатором Кеннеди в один день рождены? Две значительные, знаете, личности...

Ну что за безмозглая игра: какая, к черту, энциклопедия, когда весь театр, пол-Америки об этом давным-давно знают!..

Разных людей командировала к нам Лубянка. И дельных, умных в том числе. М.В.Калинкина, Феликса Перепелова труппа приняла, отнеслась к ним с непоказным уважением, дружественно. Лошади за версту отличат толкового конюха от тупоумного истязателя... Но... и здесь не восторжествовало добро, зло победило. Настучали на них сами братья-артисты - душа горела, - что слишком мягки да незлобивы надсмотрщики. А Перепелов в довершение либерализма своего еще и в балерину влюбился, жениться собрался. Не место таким под большевистским солнцем на площади Дзержинского. Поменяли работу, мягкотелые...

- Как было бы, знаете, хорошо, Майя Михайловна, - продолжает бесфамильный Михаил Владимирович, - чтобы вы с Робертом Кеннеди сдружились...

Ну совсем маниловские мечты о нерушимой дружбе с Чичиковым, за что расчувствовавшийся батюшка-государь „пожалует нас генералами"...

Всем не по себе. Мне. Анастасьеву. Даже автору великого проекта о нерушимой дружбе через океан...