Вечером перед самым сном ко мне домой неприятный звонок из ГОСКО. От Панченко. Его помощница: парижские звезды боятся лететь в Москву. Во время штурма мятежниками Останкино был убит корреспондент французской газеты. В Париже говорят и пишут об этом много. Вот и сдрейфили мои коллеги из „Гранд-опера". Кого-то не пустили родители. Надо подумать о замене. Возьму молодежь из Москвы. Но что, если рейнская труппа не прибудет? Тогда придется менять все построение вечера. А испанцы уже здесь. Они первые. Один лишь певец из группы „Фламенко" уподобился парижанам - дома остался. Но ничего, Хоакин Кортес и так станцует...
Впрочем, я все же не знаю окончательно, состоится ли вечер...
Артисты Качиулиану оказались посмелее парижан. Завтра они уже будут в Москве. Значит, „Шайо" москвичи увидят. Но опять же, если вечер...
Из Стокгольма прилетает Щедрин. Я еду его встречать в Шереметьево сразу после первой репетиции с Джиджи. Раз „Безумная из Шайо" пойдет, то программа вечера с перерывами между балетами займет более трех часов. А еще и поклоны, аплодисменты. Не успеют зрители добраться домой до начала комендантского часа. Комендантский час - одиннадцать вечера. А что, если начать в шесть? Надо только как-то оповестить владельцев билетов.
Окончательное подтверждение, что десятого октября мой юбилей на сцене Большого театра будет, - приходит накануне.
Значит, Десятого в Шесть... Генеральная репетиция.
Проходим весь концерт по порядку программы. Оркестр репетирует „Антракт" к третьему действию „Раймонды". Я сама отобрала этот эпизод. „Раймонда" мой балет. Музыка Глазунова празднична, приподнята. А сама кода .Антракта" оканчивается многоточием. Внимание зала естественно переключится от оркестра на сцену.
Появляется Ростропович. Он решил сделать мне подарок, сыграть „Лебедя". Для этого Слава и в Москве. Сегодня .Лебедь" прозвучит так, как написал его Сен-Санс. В оригинале. Никаких добавлений. Виолончель и фортепиано. Слава очень давно не играл эту пьесу. И я чувствую, что он чуть волнуется. Сосредоточен. На полупальцах, вполноги я прохожу весь номер. Замечательно удобно. Как значительна становится мелодия Сен-Санса под смычком великого музыканта. Лучше и быть не может!
Позже, как только театральный оркестр замолкает, я приглушенно слышу из-за прикрытой двери оперного класса, что возле сцены, как Ростропович повторяет и повторяет Сен-Санса. Вот вам и разница между Мастером и подмастерьями. Подмастерья давно бы след простыл, сверкнув футляром. А Мастер и совершенством не удовлетворен...
Проходят под оркестр молодые, кто заменит сегодня вечером струхнувших звезд „Гранд-опера". Затем замечательный японец Морихиро Ивата. И еще один подарок мне от цеха музыкантов. Владимир Спиваков (сам он сейчас в Испании) записал в мою честь „Мелодию" Мае сне. Под эту превосходную запись балетмейстер Андрей Петров поставил поэтичное па-де-де.
Много времени уходит на установку света для „Фламенко". Рикардо Куе - он здесь, с нами в Москве, - подсказывает все перемены русским осветителям.
Потом я танцую „Айседору". От начала - до самого конца без самопослабления. Читаю стихи Есенина. Проверяю дыхание.
Теперь беремся за „Кармен-сюиту". Здесь работы поболее будет. Аранча Аргуэлес, молодая испанская прима-балерина, которой я неизменно симпатизировала и симпатизирую, станет сегодня вечером второй Кармен. Аранча не убоялась путча. Характер у нее взаправду испанский. Приехала загодя и в рисковые дни стрельбы снайперов бесстрашно облазила в любопытстве весь город.
Когда я задумывала свой конспект балета, идея представлялась мне занимательной. Но сейчас, на привольной сцене Большого, фантазия чувствует себя еще раскованней. Две Кармен. Два Хосе - Барыкин и Гедиминас Таранда. Неизменный Сергей Радченко - тореро. Мы увлекаемся, импровизируем, добавляем детали, от чего-то отказываемся. Получается, черт возьми! Какая это радость - погружаться в творчество с единомышленниками...
Взгляд падает на часы и на вопросительное лицо Джиджи Качильяну, стоящего в ближней кулисе. Боже мой, уже два. Мы не прошли еще „Безумную". А на половину четвертого я вызвала уже на спектакль дежурную театральную машину. Может быть, остаться в театре? пройти „Безумную"? домой не ездить?
Нет, прервусь. Хочу не утерять свой маленький праздник прихода в театр на вечерний спектакль. Это ощущение всегда приносило мне особую сладость...