Я – Малала

Разумеется, свадьба не могла обойтись без украшений. Мы приносили серьги, браслеты и ожерелья и надевали их на невесту. Наряжая ее, мы распевали песни из болливудских фильмов. Ради такого случая мы выпрашивали у матерей немного косметики, чтобы сделать невесте макияж. Руки ей протирали горячим лимонным соком и содой, чтобы отбелить кожу, ногти красили хной. После того как невеста была готова, она начинала плакать и причитать, а мы все гладили ее по голове и всячески утешали и успокаивали.

– Свадьба – дело житейское, – наставляли мы невесту, подражая взрослым. – Будь ласкова со свекром и свекровью, и они полюбят тебя, как родную дочь. Заботься как следует о своем муже, и вы оба будете счастливы.

Время от времени в деревне праздновались настоящие свадьбы, которые длились четыре дня и вынуждали семьи молодоженов залезать в долги. Невесту наряжали в роскошные одежды, увешивали золотыми ожерельями и браслетами, которые дарили родственники с обеих сторон. Я читала, что Беназир Бхутто выходила замуж в стеклянных браслетах, чтобы показать людям, что в лишних тратах нет никакой необходимости. Но традиция украшать невесту золотом по-прежнему сильна.

Случались и горестные события. Несколько раз я была свидетельницей того, как из шахты прибывал фанерный гроб с телом погибшего шахтера. Женщины собирались в доме вдовы или матери покойного и заводили погребальный плач, такой горестный, что у меня по коже бегали мурашки.

Ночью деревня погружалась в темноту, лишь в окнах домов светились масляные лампы. Никто из моих взрослых родственниц не умел ни читать, ни писать, но все они знали множество увлекательных историй и рассказывали наизусть стихи, которые мы называем тапа. Моя бабушка знала их особенно много. В большинстве своем они были посвящены любви или горькой участи пуштунов.

– Ни один пуштун не покинет родную землю по своей собственной воле, – говорила бабушка. – Двинуться с места его могут заставить только любовь или бедность.

Мои тетки любили пугать нас рассказами о привидениях. Героем многих страшных историй был Шалгватай, человек с двадцатью пальцами, который ночью пробирается в дома и залезает к детям в постели. Мы визжали от ужаса, представляя этого урода, и при этом забывали, что пальцы у нас имеются не только на руках, но и на ногах, так что в наличии у Шалгватая целых двадцати нет никакой патологии. Для того чтобы заставить нас умыться перед сном, нам рассказывали о некоей колдунье по имени Шашака, которая приходит к чумазым детям, хватает их своими грязными руками, напускает на них вшей и превращает их волосы в крысиные хвосты. Какую-нибудь особенно аппетитную замарашку она может даже убить и съесть. Зимой, когда дети рвались на улицу поиграть в снегу, а родители хотели удержать их дома, в ход шли истории о львах и тиграх, которые должны оставить на снегу первый след. Только после того, как они это сделают, дети могут выйти на улицу.

Когда я подросла, деревенская жизнь стала казаться мне скучной. Во всей деревне не было ни одного компьютера, а телевизор имелся в одном-единственном богатом доме.

Деревенские женщины строго соблюдали правила пурда – женского затворничества. Покидая женскую половину, они закрывали лица и разговаривали только с теми мужчинами, которые являлись их близкими родственниками. Я, став подростком, не следовала этому обычаю и продолжала носить одежду современного покроя. Одного из моих родственников это очень сердило.

– Почему она не закрывает лицо? – спросил он у моего отца.

– Она моя дочь, не твоя, – последовал ответ. – Занимайся собственными делами и не лезь в чужие.

Но некоторые жители деревни продолжали относиться к нашей семье неодобрительно и говорить, что мы не следуем пуштунскому кодексу чести, Пуштунвали.

Я очень горда тем, что принадлежу к народу пуштунов, но иногда мне кажется, что в нашем кодексе чести немало излишне жестоких правил, особенно в отношении женщин. Работавшая у нас женщина по имени Шахида, мать трех маленьких дочерей, рассказала мне, что, когда ей было всего десять лет, отец продал ее старику, пожелавшему иметь молодую жену.

Порой девушки бесследно исчезают, и далеко не всегда потому, что выходят замуж. В нашей деревне жила очень красивая пятнадцатилетняя девушка по имени Сиима. Все знали, она влюблена в одного молодого парня – когда он проходил мимо, она всегда стреляла в него взглядом из-под густых темных ресниц, которым завидовали все прочие девушки. У пуштунов считается, что девушка, позволяющая себе кокетничать с мужчиной, покрывает свою семью бесчестьем. При этом мужчина может флиртовать, сколько ему угодно. Когда Сиима внезапно умерла, нам сказали, что она, не вынеся позора, которым сама себя запятнала, покончила жизнь самоубийством. После выяснилось, что девушку отравили ее собственные родственники.