Я – Малала

– Прошу вас, пощадите! Обещаю, что больше никогда не буду ни петь, ни танцевать! Ради Аллаха, не убивайте меня! Я женщина, я мусульманка! Что я вам сделала?

Ответом ей был грохот выстрелов. На следующее утро изрешеченное пулями тело девушки лежало на площади Грин Човк. Трупы появлялись там так часто, что эту площадь стали называть Кровавой.

Мы узнали о смерти Шабаны утром. Выступая по Радио Мулла, Фазлулла заявил, что эта женщина заслужила смерть за свое аморальное поведение и что всех прочих танцовщиц и певиц ждет такая же участь. Прежде мы гордились своими музыкантами и танцорами, но теперь почти все они покинули Сват, перебравшись в Лахор или Дубай. Музыканты также стали давать объявления в газетах о том, что они перестали выступать и ведут благочестивый образ жизни, чтобы успокоить талибов.

Прежде люди говорили о безнравственности Шабаны, но таковы наши мужчины: им нравилось смотреть, как она танцует, и при этом они считали себя вправе презирать ее за то, что она танцовщица. Дочь хана никогда не выйдет замуж за сына брадобрея, а сыну брадобрея не суждено жениться на дочери хана. Мы, пуштуны, любим хорошую обувь, но не уважаем сапожников. Любим красивые шали и одеяла, но пренебрежительно относимся к ткачам. Представители многих ремесел, необходимых людям, не пользуются в нашем обществе уважением. Может быть, именно поэтому они охотно присоединялись к движению Талибан, которое обеспечивало им власть и социальный статус.

Убийство Шабаны, представительницы презираемой профессии, не вызвало в городе никакого возмущения. Некоторые даже утверждали, что это убийство – благое дело. Возможно, они говорили так из страха перед талибами, возможно, действительно так думали.

– Шабана не была хорошей мусульманкой, – говорили они. – Она была скверной женщиной, и она заслужила смерть.

Не могу сказать, что день, когда мы узнали об убийстве Шабаны, был особенно тягостным. Все дни тогда были черными, каждый час казался самым тяжелым. Трагические известия поступали со всех сторон. Убийства, взорванные школы, публичные порки. Конца всему этому не предвиделось. Через пару недель после убийства Шабаны в Матте был убит учитель, вся вина которого состояла в том, что он отказался носить штаны до лодыжек, какие носили талибы. Этого не требует ислам, заявил он. Боевики повесили учителя и застрелили его старого отца.

Я никак не могла понять, чего хотят добиться талибы.

– Они оскорбляют нашу религию, – повторяла я во всех своих интервью. – Сможете ли вы поверить человеку, который приставит дуло пистолета к вашей голове и заявит, что ислам – единственная истинная религия? Если они хотят, чтобы все люди в мире приняли мусульманство, почему бы им самим для начала не стать хорошими мусульманами?

Отец постоянно приходил домой бледный, с трясущимися руками и рассказывал, что стал свидетелем очередного кошмара или же слышал жуткие рассказы. Тут и там на городских улицах выставляли отрубленные головы полицейских. Даже те жители долины, которые первоначально принимали Фазлуллу с восторгом, отдавали ему и его людям деньги и драгоценности, считая талибов защитниками ислама, теперь с ужасом взирали на их деяния. Отец рассказывал мне о женщине, которая щедро жертвовала деньги талибам, пока муж ее работал за границей. Когда он вернулся и обнаружил, что жена отдала боевикам не только деньги, которые он посылал домой, но и все свои украшения, его ярости не было предела. Как-то раз в деревне, где они жили, раздался взрыв. Женщина заплакала от страха.

– Не плачь, – сказал ей муж. – Это грохочут твои серьги и кольца. Наверное, сейчас настанет черед браслетов и ожерелий.

И все же мало кто осмеливался открыто выступать против Талибана. Ишан уль-Хак Хаккани, политический соперник моего отца во времена учебы в колледже, ныне стал известным журналистом и работал в Исламабаде. Он организовал конференцию, посвященную ситуации в долине Сват. Ни один из юристов и общественных деятелей Свата не согласился выступить на этой конференции. Приглашение принял только мой отец и несколько журналистов. Казалось, люди уверены, что талибы пришли навсегда, бороться с ними бесполезно и самое разумное, что можно сейчас сделать, – попытаться приспособиться к их власти.

– Самый надежный способ защититься от талибов – примкнуть к ним, – говорили в народе.

Поэтому многие молодые люди вступали в движение Талибан. Впрочем, иногда у них не было выбора. Талибы врывались в дома, требовали у хозяев денег на покупку оружия, а если денег не было, забирали их сыновей. Многие богатые люди бежали за границу, а бедным приходилось идти на все, чтобы выжить. Семьи, где отцы работали в шахтах или странах Персидского залива, остались совершенно беззащитными, и их сыновья были для талибов особенно легкой добычей.