Я - машина

– Нет, это был не Конфуций, но кто-то такой же мудрый, как он. Так вот, про мудреца. Мудрецом он начал слыть смолоду. До самой смерти своей отличался великим умом, каким-то непрактичным – он никогда не утруждал себя решением бытовых вопросов, даже не умел работать. Еду ему мудрецу приносили сердобольные люди. Но при этом он никогда не давал практических советов людям.

– Правильно делал, – прокомментировал, усмехнувшись, Артем, – А то потом будет, на кого все свои неудачи повесить!

Я кивнул и продолжил:

– Вот и получилось, что в его толстой старой книге заключалась великая мудрость, но недоступная для других людей. Мудрец прожил длинную жизнь. У него не было друзей, не было семьи. Книга была для него самым ценным сокровищем. Но однажды великий мудрец облил книгу маслом, поднес к ней свечу и сжег. А на следующий день его не стало.

Я замолчал.

Артем тоже молчал, наверное, ждал продолжения.

– Вот и вся история, – сказал я, и подозвал официантку.

Расплатившись, мы покинули кафе.

– А что было дальше? – спросил Артем.

– А дальше мы идем кормить уток, – я усмехнулся.

***

Утки водились в огромном парке, который окружал три церквушки, окруженные рвом. Здесь летом ловили рыбу, разводили костры, готовили шашлыки, а всего в ста метрах отсюда начинался мегаполис. Это было, кажется, единственное спокойное место во всем Санкт-Петербурге.

Мы купили огромный французский батон, присели на берегу рва и принялись крошить его в воду. Утки подплывали к берегу, хватали еду и, быстро гребя лапками, отплывали от нас подальше. Иногда раздавалось громкое кряканье.

– Зачем ты рассказал мне эту историю? – спросил Артем.

– Не знаю, – пожал я плечами, – Там, правда, есть небольшое продолжение. Когда этот мудрец умер, о нем пошла молва. Одни люди говорили, что это был несчастный человек. Но находились и те, кто говорил, что это был счастливейший человек на земле. Я вот и думаю, как оно было на самом деле? А ты как думаешь?

Артем пожал плечами.

– Если честно, – сказал он, – То все это бред. А этот мудрец все-таки больной человек. Он, бесспорно, был несчастен.

– Ах, – вздохнул я, усмехнувшись, – Ты у нас интеллектуал, тебе видней. Но все-таки я не могу понять, в чем и именно он был несчастен?

– Понятное дело. Потратил всю свою жизнь на книгу, а толком и не жил. Ни друзей, ни семьи.

– Но ведь он мог и писать книгу, и жить полной жизнью, – возразил я.

– Ну… понимаешь, – пустился в объяснения Артем, – Как бы тебе объяснить. Интеллект и счастье – вообще не совместимые вещи. Мы ведь как находим друзей и любовь? Все закодировано в нас, и этот код читают другие люди. Если он им подходит, то ты им – друг, не подходит, то враг. А интеллектуал всегда нестандартен, у него и химия тела нестандартна, он никому не походит, ему сложно найти себе пару. Да и интеллект не терпит сантиментов.

– Значит, мудрец просто не мог найти себе пару? – спросил я.

– Ну, получается, что так, – согласился Артем, – От природы не убежишь. Умереть, не оставив потомства – это и есть настоящая смерть. А единственное свое наследие он сжег собственными руками.

– А может быть, он и не был таким уж интеллектуалом, и мог легко найти себе кого-нибудь. Ведь книгу-то он сжег, ее никто не прочитал. А может, в ней ничего путного не было на самом-то деле?

– А может, он и не искал? Может, ему никто не был нужен самому? – предположил Артем, – А его книга заменила ему и жену, и друзей.

– А значит, он все-таки был счастлив? – хитро прищурился я.

– Да не был он счастлив, – отмахнулся Артем, запутавшись.

– Как так, почему?

– Книга – это книга. Это не любовь живого человека и не любовь к живым людям.

– Любовь, значит, и есть счастье?

– Ну, наверное, – согласился Артем.

– Не понятно, что мешало такому мудрому человеку найти любовь.

– Так, а кто сказал, что он ее не нашел? – Артем задумался, – Может, и нашел, и всю свою жизнь сохранял кому-то верность. Понимаешь, так бывает, влюбишься один раз, проходят годы, а образ не выходит из головы, и ты не можешь смотреть больше ни на кого. Вот и мудрец этот хранил верность кому-то. А книга, заполнив его мысли целиком, просто заменила ему реальность, от которой он прятался.

– Хм, – улыбнулся я, – Все ясно с этим мудрецом. Что же спасибо, что просветил меня.

– Да не за что, – Артем улыбнулся в ответ.

Мы еще минут десять кидали крошки в воду, потом пошли гулять по тропинкам парка.

– Все-таки, – покачал головой Артем, – Не понимаю я тебя.

– То есть? – удивился я.

– Ну, ты ведь хотел со мной о чем-то поговорить?

– Знаешь, а я передумал.

Заросли осоки шелестели вокруг нас. Где-то квакала лягушка. В небе парили далекие птицы.

Артем вдруг умолк. Он серьезно посмотрел мне в глаза. На мгновение я заметил в его глазах какой-то трепет, кажется, он вернулся из своего потустороннего мира.

– Мне страшно. Мне страшно за себя. Со мной что-то происходит. Может случиться что-то плохое, – прошептал он.

Я молча разглядывал его лицо. А ведь не такое оно и неприметно-стандартное. Искорка безумия, налет страдания придали ему какого-то странного шарму, перчинки.