Я — математик. Дальнейшая жизнь вундеркинда

Но все эти треволнения оказались сущими пустяками по сравнению с тем, что началось после бомбардировки Хиросимы. Сообщение об этом событии страшно напугало меня, хотя и не очень удивило. Я знал, что Манхэттенский проект подготавливает новое оружие, которое может быть использовано в военных целях. Правда, честно говоря, у меня все время теплилась надежда, что в последнюю минуту в атомной бомбе что-нибудь не сработает; я надеялся на это, так как немало раздумывал о последствиях создания сверхмощной бомбы и о том, что начиная с этого момента все человечество будет жить под страхом полного уничтожения.

Конечно, я был рад, что война с Японией кончилась без тяжелых потерь, которые были бы неизбежны при фронтальном наступлении на главные японские острова. Но даже эта радостная новость ни в какой мере не могла подавить возникшее у меня чувство глубокого беспокойства. Я прекрасно знал о тенденции (процветающей отнюдь не только в Америке, но проявляющейся у нас особенно сильно) относиться к войне как к захватывающему футбольному матчу, в котором в определенный момент выясняется окончательный счет, показывающий, кончилась ли игра победой или поражением. Я знал, что склонность делить историю на отдельные, не связанные между собой периоды очень сильна в армии и во флоте.

Лично мне такой взгляд на историю как на совокупность разрозненных эпизодов всегда представлялся глубоко искусственным. Во взрыве атомной бомбы самым важным, по-моему, было не то, что это помогло нам закончить войну с Японией без чрезмерных жертв с нашей стороны, а то, что теперь мы оказались лицом к лицу с новым миром и новыми возможностями, которые больше никогда уже нельзя будет не принимать в расчет. Мне казалось, что самая существенная особенность войн прошлого состоит в том, что при всей их значительности и при всех гибельных последствиях для тех, кто в них участвовал, они имели более или менее местное значение. Одна страна или одна цивилизация могли погибнуть, но злокачественный процесс разрушения носил все-таки локальный характер — новые расы и новые народы могли поднять факел, оброненный их предшественниками.

Я не склонен недооценивать воли к разрушению, игравшей такую же существенную роль в войнах с каменным топором, с луком и стрелами, как и в войнах с мушкетами и с пулеметами. Но нельзя не заметить, что в войнах предыдущего периода возможности разрушения и воля к разрушению никогда не были соразмерны. Поэтому, хотя я сознаю, что если убитым и раненым безразлично, пострадали ли они от артиллерийского обстрела, от воздушной бомбардировки бомбами обычного типа или от атомной бомбы, для всего человечества в этом, как мне кажется, есть большая практическая разница.

До сих пор ни одна большая война, включая и вторую мировую войну, не была возможна без длительных концентрированных усилий борющихся народов, и следовательно, ни одна такая война не могла происходить без реального участия огромного количества людей. Теперь же, при всей дороговизне новых средств массового уничтожения, затраты на одного убитого врага настолько незначительны, что на войну совсем не нужно расходовать подавляющую часть бюджета.

Впервые в истории ограниченная группа в несколько тысяч человек получила возможность угрожать полным уничтожением миллионам, не подвергая себя никакому исключительному риску.

Война перешла из стадии, когда она требовала громадного напряжения сил всей нации, в стадию, когда она может быть объявлена по воле незначительного меньшинства народа и осуществлена простым нажатием кнопки. Это утверждение будет правильным, даже если мы включим в военные усилия огромные по своему абсолютному значению, но относительно очень скромные суммы, которые были затрачены на ядерные исследования. Если же учесть, сколь ничтожны усилия, которые требуются от нескольких генералов и нескольких летчиков, чтобы доставить на место назначения готовую атомную бомбу, бесспорность нашего утверждения станет совершенно очевидной.

Таким образом, война, по крайней мере возможность ее возникновения, была переведена из области усилий всей нации в засекреченную область, которой правила горстка высокопоставленных лиц. Ввиду того, что самое значительное противостояние, которое могло вызвать войну, существовало между Соединенными Штатами и Советским Союзом, а также ввиду того, что происходящее в СССР всегда было покрыто строжайшей секретностью (в этом советское правительство не отличалось от нацистского), мы сделали шаг, который представлял собой наибольшую опасность прежде всего для нас самих.