Я, Менгск

— Я имею в виду, что пришло время тебе стать хозяином своей судьбы, Вал, — с настойчивостью в голосе произнесла Жюлиана. Валериан в буквальном смысле слышал, как трепещет сердце матери, словно птица, пойманная в клетку.

— Ты так старался улучшить моё состояние и боролся с тем, с чем бороться бесполезно. Но пришло время меня отпустить.

— Нет, — сказал Валериан, крепче прижимая к себе мать. На его глазах выступили слёзы.

— Ты должен, — произнесла Жюлиана. — Принятие — единственный способ победить смерть, мой дорогой мальчик. Я смирилась с этим, а теперь и ты должен. Скажи мне, что ты понимаешь…

Валериан закрыл глаза, неспособный произнести ни слова. Он знал, что мать права. Он так долго боролся с неизбежным, что забыл о том, что все, чтобы он ни делал, не смогло предотвратить это. Его мать умирала, и часть его умрёт с нею. Но пока он будет жить, частика её будет жить в нём.

Это было её наследием ему. Доброта и сострадание матери всегда были частью характера Валериана, а её жизнь, красота и энергичность частью его души. Но в нём также были жестокость отца и его стремление к победе любой ценой. Эти качества, взятые у родителей, смешались в Валериане, делая его тем, кто он есть. И только сейчас Валериан понял, что это значило.

Он не копия отца или матери, он — Валериан Менгск, со всеми своими достоинствами и недостатками, например, такими, как унаследованное положение. То, что он унаследовал и чему научился у них обоих, всегда будет направлять его действия, но окончательный выбор, куда приведёт его жизнь остаётся за ним.

— Я понимаю, — сказал он, зная, что она чувствует правдивость его слов.

— Я знаю, мой дорогой. Я так горжусь тобой.

— Я люблю тебя, — произнёс он. По его лицу текли слёзы.

— Я тоже люблю тебя, Валериан, — сказала его мать.

Такими были её последние слова, сказанные ему, после чего сердце Жюлианы Пастер остановилось навсегда. Этим великолепным утром на Умодже Валериан последний раз ощущал ее объятия.

Сложив руки матери на ее колени, Валериан застыл. Он взирал на умиротворенность матери и улыбался в ответ. Смерть стёрла с её лица черты заботы, беспокойства и боли. Она ушла в мире, и она была красива.

Его отец приехал на Умоджу неделю спустя. Пока на похороны прибывали близкие родственники и другие скорбящие, они пристально следили друг за другом, подобно волкам в стае, выявляя сильные стороны противника. Теперь, когда погребение завершилось, и гости потягивали дорогое вино и поглощали канапе, отец с сыном удалились в кабинет Валериана.

— Твой дед, хорошо говорил, — произнёс его отец, наливая себе стакан бренди и усаживаясь напротив Валериана. — Это была трогательная надгробная речь.

— Да, но ты ожидал этого, — сказал Валериан, холодным и пустым голосом. — Учитывая его политическое прошлое.

— Полагаю, что так, — согласился Арктур.

— Так? — сказал Валериан, когда его отец замолчал. — Ты собирался рассказать мне о Корхале. О твоём отце. И моей матери.

— Да, произнёс Арктур, задумчиво поигрывая бренди в бокале. — Ты удобно устроился?

Затем его отец перешёл к несколько часовой беседе, рассказывая Валериану о своём детстве на Корхале, службе в Десантных войсках Конфедерации и о том, что произошло между ним и Жюлианой. Валериан был удивлён искренностью отца, но вскоре понял, что у Арктура Менгска больше нет никакой необходимости кому-либо врать.

Большую часть времени говорил отец, но когда рассказ зашёл о настоящем, Валериан разбавил монолог, дополняя историю отца своими собственными воспоминаниями. По окончании повествования оба мужчины погрузились в тишину.

Такая тишина не вызывала дискомфорта. Просто дистанция между двумя мужчинами, которые ещё не решили, что сказать друг другу.

Валериан заговорил первым.

— Я не стану таким, как ты.

— Я не прошу тебя становиться таким как я, — сказал Менгск-старший, делая большой глоток бренди. — Я никогда не хотел этого. Я лишь хотел, чтобы ты стал кем-то, кем я мог бы гордиться.

— Ну и? Ты гордишься мной?

Арктур на мгновение задумался, прежде чем ответить.

— Да, я горжусь тобой. Ты умён и храбр, два качества, благодаря которым ты многого добьёшься в этом мире. Но у тебя также есть нечто большее, Валериан. В тебе есть величие, так же, как и во мне. Все, о чем мы говорили сегодня, лишь подтверждает мою веру в то, что мы, Менгски созданы для деяний более великих, чем серая масса может вообще представить.

— Я, хозяин своей судьбы, отец. И я не буду коротать жизнь в твоей тени, — сказал Валериан.

Его отец усмехнулся.

— Этого я тем более от тебя не жду. Эх, Валериан, чуть ли не каждое твое слово напоминает мне о спорах, что я вел с моим отцом много лет назад.

Арктур встал и допил остатки бренди.

— Иногда мне кажется, что нам вечно суждено повторять ошибки своих отцов.

— Я не совершу тех же ошибок, что и ты, — пообещал Валериан.

— Конечно нет. Я уверен, что не совершишь, — согласился Арктур. — Ты сделаешь новые.

— Не очень-то утешает.

— Это и не было моей целью, сын, — сказал Арктур. — А теперь давай, возьми себя в руки. Нам нужно укреплять империю.