Я, Минос, царь Крита

Не это ли мешало мне быть чистосердечным с Гайей? Пожалуй, были моменты, когда я был готов покрывать поцелуями её глаза и губы, однако я испытывал какую-то робость, какую-то застенчивость, которую никак не мог преодолеть.

А сейчас я сидел среди мужчин, которых никогда прежде не видел, и был в чём-то похож на них.

У одного был искалеченный нос, словно ему когда-то перебили носовой хрящ. Другой, с лицом шакала, казался очень тощим. Рядом со мной сидел человек с одутловатым лицом. При каждом слове щёки у него тряслись. Почему он сразу пришёлся мне по душе, хотя обычно я не признаю толстяков? Напротив был человек с нечестными глазами. Даже по его рукам было видно, что он — лжец и обманщик, и всё в нём — сплошное притворство. Я улыбнулся ему.

Вино оказалось чудесным, оно давало неведомое мне прежде ощущение счастья. Всё представлялось простым и легко разрешимым. Землетрясение и бури, крики умирающих и стоны раненых были всего лишь далёким сном, и чем чаще я прикладывался к амфоре, тем светлее и прекраснее становилась жизнь.

Откуда-то издалека доносился голос, повествующий о встрече с женщиной. Я различал слова, описывающие груди и ноги. Совсем близко мне почудилось лицо Гайи. Разве каждая частица её тела не источала любовь и страсть?

   — Страсть? — спросил я.

   — Это всего лишь похоть, — осклабился лжец.

Я ему не поверил.

   — Любовь — это теплота, это счастье и искренняя дружба, — возразил я.

   — Ты когда-нибудь видел, — спросил мой сосед, — быка, который, полный теплоты и счастья, — передразнил он меня, — влезает на корову? Всё это чепуха, — закончил он.

   — Она мне нравится и добра ко мне, — защищал я Гайю.

   — Тогда спи с ней. Может быть, она уже много месяцев ждёт этого. Так есть и так будет всегда...

   — Мы — люди, мы должны быть выше этого, наши помыслы должны быть благороднее.

   — Вздор, — пьяно буркнул другой и протянул мне амфору. — Женщины только и думают, что о постели, так уж они устроены. Ты ещё ребёнок, многого не знаешь, но все мы подчиняемся законам природы.

   — Я хочу любить! — с пафосом воскликнул я.

   — И, — снова бросил этот человек, — залезть на самку. Так диктует природа, будь ты хоть жеребец, хоть бык, хоть человек.

   — Должно же существовать нечто большее! Когда она прижимает меня к себе, обхватывает меня руками и ногами...

   — Тогда ты должен дать ей то, что ей нужно, — промолвил кто-то.

Я пил и всё больше погружался в какой-то призрачный мир. Я вновь и вновь хватался за амфору, словно в ней было моё спасение, пил, и разговоры мужчин снова становились близки мне.

   — Почти два года я провёл в Микенах, — сказал лжец.

   — Там правит мой дядя, — вставил я с гордостью.

Никто не обратил на мои слова ни малейшего внимания.

   — Пей, малыш, — напомнил лжец. — Ты, конечно, ещё веришь, что маленьких детей находят в капусте, что они, словно цветы, растут на лугах.

Он насторожился и испытующе взглянул на меня. По-видимому, он меня ни во что не ставил, поэтому не интересовался, кто я, а лишь заметил, что я ещё вряд ли знаю жизнь.

   — У тебя уже есть подружка? — спросил тот, кто сидел рядом со мной.

Я кивнул — ведь Гайя и в самом деле была моей подружкой.

   — Сколько раз ты уже успел с ней переспать? — добродушно поинтересовался он.

   — Я пока не могу... — ответил я помедлив.

   — В твоём возрасте я не упускал ни одной, что подворачивалась мне под руку, — ответил он почти по-братски.

   — Тогда они лишаются своей чести, — пробормотал я самому себе.

   — Ничего-то ты ещё не знаешь. Любая женщина хочет, чтобы её соблазнили. Если тебе это удастся, она будет любить тебя, будь ты хоть кривой, хоть горбатый. Всё прочее тогда не имеет для неё никакого значения.

   — Пей! — сказал один из мужчин и протянул мне амфору.

Со мной происходили странные, почти загадочные вещи: чем больше я пил, тем быстрее кружились вокруг меня в танце обнажённые девушки, тянули мне свои губы и руки, предлагая своё тело так, словно были готовы на самые безрассудные поступки.

Я попытался встать, потому что земля начала ходить ходуном — я понимал, что Гайя будет теперь разыскивать меня, — зашатался и так, покачиваясь на нетвёрдых ногах и ощущая во всём теле бесконечную лёгкость, вышел в ночь.

Добравшись до своей комнаты, я разделся и улёгся спать. Я чувствовал такую усталость, словно таскал неподъёмные тяжести.

Спустя несколько секунд возле меня очутилась Гайя.

Неужели именно я раздел её?

Её тело дышало восхитительной прохладой, в то время как сам я горел. Я увлёк Гайю в свою постель — снилось мне всё это или происходило на самом деле? — прижал к себе, ощущая всем телом. Правда или нет, что я искал её губы и прижимал голову к её великолепным грудям?

Ночь была полна фантасмагорий и безумных видений. Наконец я услышал вдалеке грохот и гул, которые постепенно сменились жалобными стонами. Я беспокойно заметался, но потом снова впился в плечи и бёдра Гайи, целуя и лаская её, наслаждаясь блаженством, которое она мне дарила. Неужели это был сон?

Я очнулся оттого, что дом стонал и кряхтел. Затем заскрипела крыша, задрожала земля, и я услышал, как совсем рядом трещит дерево.