Я, мой брат Лёха и мотоцикл

Прошла одна суббота, за ней другая, а видно так ничего и не становилось. Но вот наступила ещё суббота, и наступило то самое «там», о котором говорила мама, когда становится видно, потому что приехал папа и выгрузил из багажника маленький такой мотоциклик — как раз для нас с Лёхой. И совсем не похожий на тот, старый. У него и бак для бензина маленький, и покрашен он красной краской, только труба сзади торчала всё так же высоко, как на старом мотоцикле, очень похожая на трубу из бабушкиного самовара.

— Теперь будем учиться ездить, — сказал папа, когда мы сели ужинать. — А ещё я был в мотоклубе, где работает мой приятель. Там маленькие мальчишки ездят на мотоциклах. А сколько кому лет, это никого не интересует.

— А меня интересует, — сказал я. — Потому что я маленький.

— И совсем ты не маленький, — сказал папа. — Тебе уже пять лет.

— А Лёха? Ему ещё трех нету.

— Ничего, будет и три, и четыре, и пять, и шесть.

Я подумал-подумал, даже затылок себе немного почесал, чтобы легче было подумать, и сказал:

— Ладно, — сказал я. — Попробуем.

И мы начали учиться.

Глава 5 Мотик — это маленький дракон

Новый мотоцикл — или просто мотик — тоже рычал очень громко, и фыркал, и даже ревел, как какой-нибудь дракон. Только маленький. Зато я садился на его сидение и легко доставал ногами до педалей, которые не крутились, поэтому назывались подножками. И даже Лёха мог на нём сидеть и доставать. Папа показал нам, где у мотика газ, а где тормоз, заставил несколько раз покрутить ручку газа, чтобы мотик особенно громко зарычал.

Мне было ужасно страшно дотрагиваться до этой ручки: вдруг мотик возьмёт и поедет сам по себе. Но папа сказал, чтобы я не боялся, и я взялся рукой за ручку, такую же резиновую, как на велике, и немножко повернул её — и мотик ка-ак зарычит! Ка-ак затрещит! Как дым из трубы пова-алит! Как он весь задрожи-ит! — что я тут же и бросил ручку со страху.

А Лёшка — наоборот: он крутил и крутил ручку и верещал, будто сам был мотиком. Мне стало стыдно, и я тоже изо всех сил покрутил эту ручку, чтобы папа не подумал, что я боюсь, только глаза зажмурил, но не совсем, а серединка на половинку.

— Ну хватит, — сказал папа. — Поехали учиться.

И мы поехали. И мама тоже поехала учиться. И приехали мы на большое такое коровье поле, на котором не было коров, потому что они пошли доиться, чтобы у нас было молоко.

Там папа посадил меня на мотик — и я поехал. Правда, не сам, потому что папа держал меня сзади за сидение, чтобы я не упал и не уехал куда-нибудь далеко. Так мы с папой ехали и ехали по дорожке. Сперва было страшно, а потом — ничего. И я сказал папе:

— Пап, не надо меня больше держать: ведь я на велике вон как здорово езжу, даже Серёжку обгоняю, а он на целый год старше меня.

— Ну давай, — сказал папа и отпустил мотик. — Только держи газ. И не забудь тормозить.

И я поехал. Сам. Я ехал и ехал, а мотик почему-то катил всё быстрее и быстрее, рычал всё сильнее и сильнее, папа что-то кричал сзади, мимо мелькали деревья и кусты, дорожка уже кончалась, а я не знал, что делать, и когда она кончилась, я закрыл глаза, нажал сразу на все ручки, мотик встал, как вкопанный, а я перелетел через него и упал в крапиву.

Тут подбежал папа, поднял меня и мотик и говорит:

— Я ж тебе объяснял: надо сбрасывать газ, а уж потом жать на тормоз. И на тормоз жать не сразу, а плавно. Как на велосипеде. Экий ты бестолковый какой.

Я посмотрел на свой мотик, которому было всё равно, упал я или не упал, в крапиву или просто в бурьян, исцарапался или нет, и мне расхотелось на нём ездить. Всё-таки на велике проще: там нет газа, а есть только педали, тормоз и зеркало. И больше ничего. С него, конечно, тоже можно упасть, и я поначалу часто падал, но потом привык и уже не падаю. А если и падаю, то не плачу. А тут вдруг взял и заплакал: так мне стало обидно.

— Ничего, — сказал папа и вытер мне нос и глаза своим платком. — Все, кто начинает, поначалу падают. Главное, научиться падать правильно. Садись, попробуем ещё раз.

Мне ужасно не хотелось пробовать ещё раз, но и папу было жалко, потому что он ремонтировал внутренности этого мотика ремонтировал, переделывал его переделывал, вёз его на нашу дачу вёз, чтобы мы научились на нём ездить, а я никак не могу научиться.

И мама тоже наверняка огорчится, увидев, какой я у неё бестолковый, хотя она и не видела, как я упал.

Я пошмыгал-пошмыгал носом и снова забрался на мотик. Папа нажал ногой на железку со всей силы — рычаг называется, — мотик от этого рычага зарычал; потом, когда я чуть повернул ручку газа, весело затарахтел — и я поехал. Сам. А папа бежал рядом и говорил, что мне ещё надо делать, чтобы ехать дальше и не упасть. И я ехал и ехал, то чуть быстрее, то чуть медленнее, а папа всё бежал и бежал, и так запыхался, что встал и крикнул мне, чтобы я поворачивал. Я начал поворачивать, но забыл, что надо делать с газом, и опять упал. Только не очень сильно, как первый раз, а так себе.