Тётке было около тридцати, и с ней ещё можно было разговаривать. Конечно, не о тех проблемах, которые меня действительно беспокоили. О них я, впрочем, не хотела ни говорить, ни даже думать… Моя настоящая проблема называлась героин. Героин и всё, что с ним связано. Детлеф, сцена, Кудамм, ширяться, не думать, быть свободной… Я старалась не думать. О чём мне думать, собственно – о том, как свалить отсюда? Чёткого плана у меня не было. Я откладывала и отодвигала от себя этот вопрос. Просто думала: в один день ты свалишь и всё! Наверное, я просто не хотела бежать, я просто боялась того, что в последние два года понимала под свободой.
Моя тётя втиснула меня в «рамки», как она выразилась. Мне было пятнадцать лет, и домой я должна была являться ровно в полдесятого. Это в том случае, если меня вообще выпускали из дома… Такой ерунды я не помнила с двенадцати лет! Запреты бесили ужасно! Но – парадокс, я очень пунктуально придерживалась этих правил.
Накануне Рождества мы отправились в Гамбург за подарками. Кошмар начался прямо с раннего утра – мы ломанули в универмаги… Ужас! Часами толочься среди этого быдла, расхватывающего товары и роющегося в своих толстых бумажниках!
Бабушка, тётя, дядя и кузина – все беспрерывно натягивали и стаскивали с себя какието тряпки. Для тёти Хедвиг и для тёти Иды и для Йохана и ещё для кого-то подарков так и не нашли… Дяде ещё загорелось купить подмётки для себя и что-то для машины. О боже!
Моя маленькая бабушка так ловко шныряла по универмагам, что постоянно исчезала из виду. Начинались поиски. Иногда мы терялись все, и тогда я думала о побеге. Я знала, что в Гамбурге на Менкеберг-штрассе есть точка. Мне нужно было только выбежать из универмага, и жизнь началась бы сначала. Но я так и не выбежала. Я не была уверена, что хочу выбежать… Хотя себе и говорила: «Прежде, чем ты станешь как все они, и будешь дуреть от универмагов, лучше уж издохнуть в каком-нибудь туалете!» Я думаю, что если бы какой-нибудь нарк подошёл ко мне и заговорил, я бы слилась, точно! Или нет, всё-таки я не хотела! И поэтому сказала своим: «Я не вынесу этого, пожалуйста, давайте домой, и потом езжайте без меня!» Они на меня посмотрели как на дурочку… Рождественская распродажа была главным событием года для них!
Вечером мы не смогли найти нашу машину. Бегали с одной парковки на другую и не находили. Очень хорошо, подумала я, – мы неожиданно стали одной командой. Мы переругивались друг с другом, но у всех нас в конечном итоге была одна цель: найти эту проклятую машину! Я отличалась от других только тем, что мне всё происходящее казалось весьма забавным, и я постоянно смеялась, пока остальные все больше злились. Было достаточно морозно, и мы тряслись от холода. Только мне этот холод был нипочём – моё тело привыкло к вещам и похуже.
Тётка, в конце концов, как вкопанная остановилась у входа в «Карштадт» под горячим вентилятором и не хотела ступить и шагу. Дяде пришлось силой вытаскивать её оттуда. Наконец, мы нашли машину и повеселели. По дороге домой мне было очень хорошо. Я чувствовала себя в семье…
Я понемногу приспосабливалась. Путалась, правда, часто. Это было тяжело. Мне приходилось следить за каждым своим словом. Если, например, из меня вылетало слово «говно», то бабушка говорила: «Такой красивый ребёнок, и такое ужасное слово!» Потом разражалась дискуссия, и под конец у меня срывало крышу.
Пришло Рождество. Первый праздничный вечер за последние два года, который я провела у ёлки… Оба последние Рождества я встретила на сцене. Я не знала, радоваться ли мне или нет; постаралась, однако, взять себя в руки и показать, что рада подаркам. Я действительно им обрадовалась… Ещё никогда я не получала столько подарков. Внезапно я поймала себя на мысли, что подсчитываю, сколько всё это стоило, и перевожу в четверти…
На Рождество приехал мой отец. Как обычно, ему не сиделось дома, и мы пошли с ним на дискотеку. Я влила в себя шесть-семь коктейлей, отрубилась у барной стойки, и мой отец очень обрадовался, что я становлюсь алкоголичкой. Тогда я сказала себе:
«Ну что ж, когда-нибудь и ты привыкнешь к этим деревенским тинейджерам и к этому отстойному музону…» На следующий день отец улетел обратно в Берлин – вечером он должен был быть на хоккее. Когда-то он успел стать хоккейным фаном…
После каникул я пошла в школу. В девятый класс гимназии. Очень боялась идти туда… Я же практически три года не училась! В последний год я провела в школе максимум пару месяцев, всё остальное время или болела или переламывалась или просто была занята. Но мне понравилось в школе… Класс как раз рисовал что-то на пустой доске, и я присоединилась к ним. Мы рисовали красивые старые дома – как раз такие, где я буду жить с Детлефом, – а перед ними радостных людей. На улице стояла пальма, к которой был привязан верблюд. Сильная картина! Мы написали: «А под асфальтом – пляж!» Потом я обнаружила похожую картину в молодежном клубе. Только под ней стоял другой лозунг, типа: «Болтун – находка для врага». В клубе тон задавали интересующиеся политикой.