«…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962)

Ваш дуэльный азарт (в отношении Одоевцевой) меня несколько ошарашил! Пахнуло каким-то «Луи каторзом»: «Маркиз! Вы оскорбили при мне женщину!» — и вот скрещиваются шпаги, летит со стола посуда, женщина с тайным восторгом следит из угла за поединком… На мой взгляд, Вы как-то смешали два понятия: 1) Одоевцева — жена восхищающего Вас поэта и 2) Одоевцева — поэт. Жену (хорошую или плохую — не будем углубляться в дебри этого вопроса!) можно, конечно, от души пожалеть и утешить, можно, скажем, материально ей помочь и т. п., но поэтесса тут совсем ни при чем! Или стихи Одоевцевой лучше оттого, что она вдова Г. Иванова?? Тут нужно какое-то разграниченье, иначе получается и странно и неубедительно. Письмо Ваше в редакцию «Н<ового> р<усского> с<лова>» я прочел уже после того, как отправил Вам предыдущее письмо, т<ак> ч<то> высказаться о нем могу только сейчас. Скажу откровенно, что оно не произвело на меня приятного впечатления… Прежде всего, Вы в нем очень резки… Вы пишете в письме ко мне: «имею ли я право кого-то учить?!» — а между тем сами резко поучаете Рафальского. Уж если «не иметь права учить», то вообще никого, не только друзей, но и врагов. Затем, в Вашем письме в редакцию много, на мой взгляд, преувеличений. Неужели Вы серьезно считаете, что Одоевцевой может «гордиться русская (даже не эмигрантская, а вообще русская, от Державина до наших дней!! — Д. К.) поэзия»?? И неужели Вы столь же серьезно считаете Одоевцеву «одним из больших имен русской (опять же всей русской!! — Д. К.) литературы»?? Вы попрекаете Ульянова, что он меня хвалит «через край», а сами поступаете совершенно так же в отношении Одоевцевой! С тою разницей, что Ульянов высказывает свое мнение, а Вы расписываетесь за всю русскую литературу! Столь же преувеличено, по-моему, и Ваше утверждение, будто «смерть Г. Иванова зарубежная литература в целом до сих пор переживает болезненно». И здесь Вы расписываетесь за всех! Думаю, что, кроме единиц (Вы в их числе), никто ее, эту смерть, болезненно не переживает. Из другой области, но тоже, на мой взгляд, весьма спорно Ваше утверждение, что Одоевцева «соединяет гумилевское время с нашим одичанием (одичанием!!! — Д. К.)». В письме ко мне Вы добавляете, что на О<доевцевой> «отсвет Гумилева и той блестящей эпохи». Воля Ваша, но никакого «соединения» и «отсвета» (кроме чисто внешнего) я не вижу и никакой внутренней связи О<доевцевой> с Гумилевым не ощущаю. Она любит сама об этом «отсвете» твердить, при каждом удобном и неудобном случае напоминая, что она была любимой (так ли? А если итак — это ничего не доказывает) ученицей Гумилева, что он сказал ей (сказал ли?) то-то и то-то, но ведь отсюда до подлинного отсвета, право же, далеко! Одоевцева греется в лучах Гумилева, но на ней я никакого гумилевского отсвета не вижу. И почему Вас этот отсвет волнует, когда Гумилева Вы, судя по Вашим прежним ко мне письмам, не жалуете? И как можно говорить о «нашем одичании»??? Ведь даже с Вашей же точки зрения был еще вчера столь восхищающий вас Г. Иванов, есть сейчас хвалимый Вами же Моршен и т. д., и т. д. Неужели Одоевцева сейчас единственный поэт, а все остальные — Untermenschn?[248]

Добавлю тут же, что я отнюдь не плохого мнения о стихах Одоевцевой, хотя и не большой их поклонник.