Читаем «…Я молчал 20 лет, но это отразилось на мне скорее благоприятно»: Письма Д.И. Кленовского В.Ф. Маркову (1952-1962) полностью

Получил все-таки (говорю «все-таки», ибо в другие поэтические адреса книга разослана давным-давно) сборник Одоевцевой[266]. Слышал о нем много хорошего, а потому прочел бережно и без ressentiments[267]. Однако своего «прохладного» отношения к О<доевцевой> не изменил. Стихи ее меня не радуют, не волнуют, мне как-то нечего с ними делать. Я ценю, конечно, их пеструю вязь, в них много разнообразия, занятности, немало разного рода удач и находок, но все они словно как-то ни к чему. Совсем неприятны мне ее вопли к читателям, заверения, что она пишет только для них. Психолог объяснит это тем, что О<доевцева>, в прошлом имевшая как интересная женщина успех у мужчин, ныне, постарев, ищет компенсации по другой линии, вымаливая себе успех у читателей. Отсюда и вся рекламная вокруг нее шумиха, ею же подогреваемая. Замечу еще, что с легкой руки «стихов во время болезни»[268] (написанных, я уверен, после таковой) О<доевцева> страдает в своих стихах перманентным гриппом, что превратилось уже в приедающуюся манерность. Ну, совсем, конечно, Вас всем этим рассердил! Sans rancunes![269]

Д. Кленовский

<p><strong>49</strong></p>

25 июля <19>61

Дорогой Владимир Федорович!

Получил сегодня одновременно В<аше> письмо и № 2 «Возд<ушных> путей» — величайшее спасибо, что добыли его для меня! Еще не успел, конечно, прочесть, заметил только, что Мандельштам на себя не похож, а Ахматова выглядит не так, как мне хотелось бы (раздобрела)[270]. Тех, кого долго не видел, сохраняешь в памяти такими, какими они были, и потом огорчаешься, что это не так! А вот в Вашем письме меня огорчило Ваше предположение, что я представляю себе Вас (как Вы выразились) «более глуповатым, чем Вы есть»! Ну откуда Вы это взяли?!?! И чем дал я Вам повод так думать? Как будто тем (так оно выходит по Вашему письму), что я просил не сердиться на некоторые мои суждения. Как будто сердятся только глупые люди! Вы, между прочим, не раз уже сердились и на меня, и на других, но это никак не признак глупости, а того литературного темперамента, который я в Вас как раз очень ценю.

Вы как-то серьезно отнеслись к слишком щедрому высказыванию обо мне г-жи Коноваловой[271] (Скопиченко — ее псевдоним, она автор и участник разного рода спектаклей в Сан-Франциско). Мало ли кто и как, справедливо или несправедливо, обо мне судит! Из подобных суждений я себе венков не плету, но и ответственности за них не несу. Статья из «Звонов Китежа» заинтересовала меня только потому, что в ней впервые дана оценка моим стихам с точки зрения их эзотерической сути, и только поэтому она и попала кое к кому на прочтение. Я ее лавровых листьев даже в борщ не кладу (такового, впрочем, на обед не получаю). Когда Вы пишете: «не такой критики Вы заслуживаете» — я несколько недоумеваю… Почему же все-таки «заслуженной» мною критики нет и высказываются обо мне как будто не те, кому следовало бы? Разгадка может быть отчасти в том, что организацией прессы перед выходом моих книг я никогда не занимался и не буду заниматься, считая это занятие не совсем приличным. Высказывались всегда кому вздумалось. А вот, чтобы не ходить далеко, у Чиннова книга[272] еще только набиралась, а статьи о ней были уже написаны (а то и набраны: Вейдле[273] в «Мостах»), и притом как раз теми, что надо: Терапиано, Адамович[274], Вейдле, а там, гляди, и Иваск подоспеет. Словом, все феи в генеральском литературно-критическом чине принесли к колыбели свои подарки. Я Чиннова как поэта очень ценю (Вы, кажется, не очень?), и я не против похвал ему, но организационная сторона этого дела весьма прозрачна (повторение того, что было и с Одоевцевой): хлопоты, просьба, в результате чего пишут и кто надо, и как надо. А вот с Присмановой, которую я ценю куда выше и Чиннова и Одоевцевой, не то получилось: ни одна литературно-критическая фея не подошла к ее могиле и не произнесла достойного надгробного слова; приходится радоваться, что хоть младшая ее сестра по перу Таубер[275] высказалась на страницах № 64 «Нов<ого> журн<ала>»[276]. А как будто Присманова заслужила лучшие похороны. Не знаю, какие будут у меня похороны, наверное, не хуже, ну, а к колыбелям феи со щедрыми подарками не подошли, за исключением одной: злой (Терапиано). Возможно, что я лучшего и не заслужил!

Статью из «Звонов» пошлите, пожалуйста, по нижеуказанному адресу, приложив записочку, что делаете это по моей просьбе: М-s О. Ylyin, 3760, Clay St., San Francisco 18, Calif (Ольга Александровна Ильина).

Сердечный привет! Не забывайте!

Искренне Ваш Д. Кленовский

<p><strong>50</strong></p>

12 сент<ября 19>61 г.

Дорогой Владимир Федорович!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия