Решение надо было претворять в жизнь и немедленно. Кто это говорил, что месть — такое блюдо, которое надо подавать горячим? Дома она выбрала пару бутылок с коктейлем Молотова, приготовленных ее другом накануне, сложила их в пакет, добавила две проверенные зажигалки, и опасную бритву Лиса. Потом пошла к дому Антона. День уже приближался к вечеру, солнце село, и вскоре тьма, сравнимая только с темными замыслами Гели, сгустилась над головой злоумышленницы. Частный сектор, как называли этот район в центре Гродина бюрократы, словно вымер. Народ наслаждался сериалами, отдыхая после трудного дня: для большинства здешних обитателей рабочий день не заканчивался в восемнадцать ноль-ноль, а продолжался до темноты поливкой огорода и сбором небогатого урожая.
Она шла вперед, веселая, бодрая, обладающая решимостью и силой, впитавшими в себя обиду, горечь, зависть, злобу и боль. Сейчас ее сердце было свободным и радостным, а после исполнения замысла оно будет еще и спокойным.
В окнах частного дома, где проживали молодые, горел свет и вопило «Русское радио». «Будем дохнуть под тра-ля-ля!» — усмехнулась Геля. Ей ничего не стоило перемахнуть через низенький и реденький заборчик. Да уж, хозяин из Антона вышел никудышный! Вблизи дом представлял еще более жалкое зрелище, чем снаружи: покосившаяся мазанка, которую побелить некому. В окно, которое никто не потрудился завесить, был виден кухонный стол, застеленный газетой. На грубых общепитовских тарелках лежали помидоры, колбаса и хлеб. Натюрморт дополняла открытая банка кильки в томате и бутылка дешевой водки. За столом собралась семья: Антон с красным от алкоголя лицом и уже клюющий носом над своей тарелкой, его благоверная в грязном халате, половина пуговиц на котором была выдрана с мясом, и теща, тоже пьяная, с грудничком на руках.
«Как мило! — подумала террористка. — Антон дорогим вином в моей компании брезговал, а здесь, смотри-ка, беленькая идет без сучка, без задоринки!»
И вдруг Геля взорвалась. Она не закричала и не заплакала, она не стала бить стекла и ругаться матом. Трясущимися от бешенства руками достала из сумки бутылку с зажигательной смесью, чиркнула зажигалкой, дождалась, пока разгорится пропитанный керосином фитиль, и швырнула бутыль в форточку. Она увидела, что бутылка упала позади сидевших за столом. Взрыв оказался сильным, громким и достаточно мощным. Сразу погас свет и вылетели стекла из окон всего дома, сработала сигнализация в машине, стоявшей в соседнем дворе. Залаяли псы, в доме кто-то истошно, надрывно завизжал, закричал ребенок. Во двор выскочили две тени: одна — громоздкая, неловкая, хромая, а другая, без признаков увечий, явно мужская. Геля достала опасную бритву и обнажила лезвие.
Желтого света уличного фонаря оказалось вполне достаточно, чтобы Геля разглядела некоторые подробности: женская фигура принадлежала теще Антона, ее лицо было залито кровью, в руках она несла орущий сверток. Сам Антон, видимо, был оглушен, потому что крови на нем видно не было, но он шатался, бессмысленно вращая глазами. Жены изменника видно не было.
Геля выступила из темноты.
— Гадина! — сказала она своему бывшему парню и полоснула бритвой по его лицу. Сначала она метила попасть по шее, но в последний момент передумала и решила резать по глазам. Однако промахнулась и попала только по подбородку. Антон закричал и схватился руками за лицо. А Геля сочла свою миссию выполненной и ретировалась в темноту.
Дома она с наслаждением приняла душ, а потом информировала о своем деянии Лиса. Тот сначала долго молчал, удивляясь на довольный вид злодейки, а потом криво усмехнулся и сказал нечто, что смахивало на цитату:
— «Природа жестока; ну так и я садист»! — и обобщил: — Возможно то, что произошло — к лучшему.
— Конечно, к лучшему! — согласилась Геля. Ей захотелось есть, и она вышла на кухню.
Пятого утром Геля проснулась в отличном настроении. День улыбался ей, жизнь улыбалась ей, Лис улыбался ей. Сегодня она станет полноправным членом сообщества, в которое входит Лис. Начнется новая жизнь, увертюра к которой показалась ей изумительным праздником, карнавалом наоборот, когда ей удалось оторвать от своего лица прилепленную другими маску и стать собой, такой, какой она должна быть.
Впервые ей захотелось поговорить с кем-нибудь, кто знал ее прежнюю. Конечно, она уже побывала в отделе кадров института, где работала, и уволилась, рассказав байку, будто выходит замуж за мусульманина, правую руку самого Бен Ладена и едет с ним в Саудовскую Аравию. Все посмеялись, конечно, но зато у сотрудников не было времени задавать глупые вопросы.