Я - Мышиный король

Однако, коридор, упирающийся дальним концом своим в стенку библиотеки, был пуст: по одной его стороне равнодушно белели двери запертых классов, краска на них совершенно облупилась, и местами проглядывало сухое старое дерево, а по другой стороне, как стеклянная галерея, пространство которой свидетельствовало о незащищенности, протянулся широкий ряд окон, выходящих во двор: небо сегодня было морозное, редкие скорченные облака, подсвеченные по краям, еле-еле ползли, меняя свои очертания, крыши и стены домов, казалось, покрыты были седоватым налетом, и луна, просиявшая в этот момент, наверное, отразившись от них, положила на школьный паркет прозрачные коврики света.

Металлические ручки дверей сразу же заблестели.

Все было спокойно.

И вместе с тем, я не столько слышал, сколько чувствовал обостренным чутьем какие-то невнятные скрипы и шорохи. Словно медленно билась в библиотеке громадная сонная бабочка задевала крыльями о стеллажи, очень вяло царапала книги суставчатыми конечностями, - вдруг отчетливо стукнула, наверное, ударившись обо что-то.

И немедленно дверь, на которой кусочком стекла блеснуло квадратное расписание, начала как-то нехотя, точно во сне, отворяться, и в проеме ее показалась белая, как сгусток тумана, бесформенная фигура.

- Фу... - сказала она громким шепотом. - Фу... несчастье!.. Наконец-то освободилась...

И, пришлепывая, по-видимому, босыми ногами, двинулась вдоль холодеющих стекол - будто призрак, по направлению к учительской.

- Фу... Будь я проклята!..

Несмотря на расстояние и темноту я мгновенно узнал Мальвину.

Она была в легком кружевном пеньюаре, едва закрывающем икры, как ни удивительно, и в самом деле босая, с изумительными распущенными волосами, достигающими округлости бедер, пухлая, как будто распаренная, - а к груди она прижимала целую охапку добротных стеариновых свечек, штук, наверное, семь или восемь: острые концы их подпирали лицо нетронутыми фитилями.

- Фу... чтоб я еще раз когда-нибудь согласилась!..

Шепот ее раздавался довольно отчетливо.

Не знаю, как это произошло, но я был уже в другом конце коридора. Я, наверное, очутился там, когда дверь в библиотеку еще только-только начала открываться. Но я этого абсолютно не помнил. Я лишь с оторопью сообразил, что, оказывается, стою в глубокой, довольно-таки обширной нише перед дверями директорского кабинета и что из учительской, которая находится прямо напротив меня, пробивается на паркет желтая подрагивающая полоска неяркого света.

Впечатление было такое, что меня просто взяли и перенесли сюда за какие-то доли секунды.

Я, впрочем не возражал.

А, напротив, еще больше откинувшись в это темное спасительное пространство, прижимаясь к холодному дерматину, который попахивал как-то уж очень официально, и боясь лишь, что все еще черезчур колотится сердце, выскакивающее из груди, в том же самом внезапном оторопении, замирая, смотрел, как Мальвина, пришлепывая, подходит к дверям учительской, выставившим толстенный ключ, как она неловко царапает их голыми нагруженными руками, как тяжелая двухметровая дверь начинает, наконец, будто в страшном видении, отворяться и как стелется желтая полоса на паркете - расширяется и заполняет собой почти весь мой проем.

- Здра-а-авствуйте!.. - сразу же произнес чей-то высокий знакомый голос. - Проходите... А мы вас тут - ждем, ждем, заждались...

А другой, грубый, голос, в котором по хриплому произношению я мгновенно узнал Ценципера, недовольно, как будто подчиненному, буркнул:

- Ну да! Наконец-то!..

И проблеял не оставляющий никаких сомнений, слащавый тенорок Дуремара:

- Мальвиночка наша пришла... Сейчас весело будет...

Явственно скрипнул стул, а затем послышался звук булькающей, льющейся жидкости.

- На-ка вот, стаканчик, согрейся...

Звякнуло стекло, по-видимому, задетое обо что-то.

- Мальвиночка...

- Козлы вы все! - звучно сказала Мальвина, с грохотом вываливая на стол охапку свечек. - Чурки! Педвузники долбанные! Послали, понимаешь, одинокую женщину. Там - темно, паутина, я, вон, синяки себе какие наколотила...

Она коротко выдохнула, наверное, перед тем, как выпить.

- Так зажгла бы свет, - сумрачно произнес Ценципер. Тоже - конспираторы хреновы. Ерунда! Кто за нами вообще будет следить?

- А то не знаешь - кто? - спросила Мальвина.

- Не знаю, - помолчав, ответил Ценципер.

- Дружки твои, вот - кто...

- Какие еще дружки?

Мальвина выпила.

- А те самые, с которыми ты каждое воскресенье пьянствуешь. Из казарм, из Квадратного дома... Что ты уставился на меня? Скажешь, неправда?..

- Неправда.

- А если неправда, то почему у тебя тогда - кровь под ногтями?

Ценципер вдруг - засопел.

Но немедленно первый, высокий, голос, как я с ужасом догадался, принадлежавший Директору, очень важно, пресекая любые возражения, произнес:

- На моем объекте попрошу - без политики! Уважаемая Мальвина Ивановна - делаю вам замечание!

- А что такого? - заносчиво спросила Мальвина.

- А такого - что я объявляю вам строгий выговор...

- Выговор?

- Выговор!

- Ну и пошел ты в задницу со своим выговором! - сказала Мальвина.

Воцарилась тяжелая пауза.