На этот раз своих подлинных чувств служанке скрыть не удалось. Во всем ее дрогнувшем голосе слышалось: знаем, знаем мы таких, как вы. Приходите, носом шмыгаете и сухие глаза платком вытираете. Сочувствуете вы, видите ли… чужому горю. А самим вам дела никакого до бедного герра Инглинга нет и не было. Лицемерите вы все! Притворяетесь, играете на чужом несчастье! Аж противно!
Обветренные посеревшие губы слегка подрагивали. И почему-то это едва заметное движение придало Нанне уверенности в себе. Не обращая внимания на вопрос женщины, преисполненный горькой насмешки, она вежливо, но все же с легкой тенью осознания своего превосходства над служанкой, поинтересовалась:
- Так я могу увидеть доктора Сорбо?
Женщина нахмурилась.
- Разумеется, - буркнула она себе под нос и посторонилась, пропуская посетительницу в дом.
Девушка оказалась в маленьком коридоре, который вел непосредственно в гостиную. Справа от нее, возле лестницы, ведущей, по-видимому, на второй этаж, стоял небольшой старинный комод, на который она положила свою сумочку, в то время как служанка, поднявшись на несколько ступенек по лестнице и задрав голову, крикнула:
- Господин, к вам пришла какая-то юная леди!
Сверху раздался тихий скрип открывающейся двери, и надтреснутый мужской голос будто нехотя произнес:
- Вот как… Юная леди. Что ей нужно? Какое-то важное дело?
- Я не знаю, сэр, я не спросила… Но если вы хотите, я могу сказать ей, чтобы…
- Скажите ей подождать в гостиной, фру Ибсен, - перебил доктор. – Я сейчас спущусь.
Госпожа Ибсен передала девушке слова своего хозяина, хоть в этом и не было никакой необходимости, и проводила Нанну в гостиную, где почти насильно посадила в какое-то старое кресло, а затем удалилась.
Ждать девушке пришлось недолго: хозяин дома спустился через пару минут. Заранее услышав его тяжелые шаги (будто подошедший сильно шаркал ногами по полу), она вскочила со своего места, почтительно поклонилась и, выпрямившись, посмотрела доктору в лицо.
И мысленно возблагодарила господа, что надела в тот день темное платье.
Она еще никогда не видела на человеческом лице столько темной скорби, столько отчаяния и вместе с тем столько неколебимого спокойствия и мужества. Томас Сорбо стоял перед ней, высокий, широкоплечий, крепкий для своего возраста (ему ведь было никак не меньше шестидесяти лет), с седыми кудрявыми волосами почти до середины шеи, бледный, будто мертвец, мрачный, с большими серыми кругами вокруг запавших глаз…
Эти глаза не блестели.
Совсем не блестели.
Они были настолько тусклыми, что темные глазницы казались пустыми…
Этот человек никого не хотел видеть.
Никого.
Однако Нанна не могла молчать. И как бы это ни было неприятно для фру Ибсен, она с осторожностью выразила хозяину дома свои соболезнования по поводу смерти его совсем еще юного внука. На это Томас ничего не ответил, только мотнул головой в сторону кресла и пробурчал:
- Садитесь, фрекен Брок.
Она довольно неуклюже опустилась на свое прежнее место. Сорбо сел в другое кресло напротив и первые полминуты молча смотрел ей в глаза, словно пытаясь что-то в ней разгадать.
- Вы пришли по какому-то делу? – еле слышно спросил он наконец, держась твердо и прямо.
Девушка вздрогнула и растерялась: ей казалось очень невежливым и непочтительным навязывать свою тему человеку, только что узнавшему об убийстве внука, последнего своего родственника, и уж тем более, если тема эта касается довольно неприятных моментов прошлого. Копаться в чьей-то жизни после такого… Это было низко.
Тем не менее, возможно, то, о чем она собиралась говорить, было как-то связано со смертью Инглинга Сорбо. Возможно, они смогут помочь друг другу, возможно…
Возможно.
- Я… - неуверенно начала Нанна.
Взгляд Томаса стал еще более пристальным, но она не сдалась.
- Я прошу прощения, что пришла в такое неподходящее время…
- Время уже ничего не значит, - мягко перебил Сорбо. – Говорите.
Нанна прокашлялась, хотя сама не понимала, зачем ей это понадобилось, и продолжила:
- Я хотела бы спросить вас: вы помните… помните Ари Сорбо, который раньше жил в этом доме?
Она успела испугаться раньше, чем закончила свой вопрос: на ее глазах бледный доктор Сорбо вдруг схватился за сердце и откинулся на спинку своего кресла, тяжело дыша. Нанна вскочила на ноги и тронула старика за плечо, с тревогой спросив:
- Господи, доктор, вам плохо?
- Нет, все в порядке, сядьте, - силясь отдышаться, ответил Томас. – Сядьте, прошу вас, и продолжайте.
- Но… герр Томас, я боюсь, что это на вас плохо скажется, ведь…
- Что бы ни случилось, я хочу услышать все, что вы намеревались мне сказать, - твердо заявил Сорбо. – Все. После смерти Инглинга… Мне уже все равно, что будет. Но я хочу знать…
Он оторвал руку девушки от своего плеча, и Нанна послушно села, продолжая опасливо посматривать на своего собеседника, боясь еще одного приступа…
В том, чтобы повторять свой вопрос, она смысла не видела. Да к тому же, это, кажется, было опасно для здоровья и спокойствия бедного доктора.